Александр Верховский. Антиэкстремистские поправки: бессмысленно жесткие и общественно опасные

Нападение на синагогу на Большой Бронной резко ускорило процесс подготовки поправок к "антиэкстремистскому" законодательству, о необходимости исправления которого давно говорили многие эксперты, занимающиеся проблемами противодействия экстремистской деятельности.

Хотя само понятие "экстремизма", как оно сформулировано в законе "О противодействии экстремистской деятельности" 2002 года, вызывает немало споров и критики, хотя сам закон действует очень мало (см. обзор правоприменения), а связанные с ним другие нормы закона тоже действуют мало и порой сомнительно (см. письмо В.Лукина и Э.Памфиловой) теперь уже и критики, и сторонники закона понимают, что его нельзя отменить или забыть, но нельзя и оставить без изменений. И изменения готовились.

Однако ускорение в деле внесения поправок не пошло им на пользу. Законопроект, в том виде, как он был роздан на круглом столе в Думе неделю назад и затем отправлен на рецензию в Верховный Суд и в Правительство, вызывает гораздо больше критических замечаний, чем замечаний одобрительных. Поэтому мы начнем с последних, точнее - с единственного вызывающего одобрение пункта.

Важное позитивное нововведение поправок - внесение в Кодекс об административных правонарушениях (КоАП) статьи, позволяющей накладывать штрафы на издания и их главных редакторов за публикацию материалов, признанных экстремистскими. Эта поправка заполняет лакуну в законодательстве, касающемся СМИ: между закрытием издания, часто общественно неприемлемым (для допустившей ксенофобную публикацию солидного СМИ), и предупреждением о закрытии, часто очень мало влияющим на поведение редакции (в случае маргинального националистического издания, например), других мер для СМИ закон не предусматривает. Введение штрафов за отдельные публикации - важная и полезная новация.

Большинство других поправок являются, можно сказать, излишествами в Уголовном кодексе.

К таковым относится отдельное упоминание интернета в статьях 280 и 282. Авторы поправок, очевидно, полагали, что необходимо применять эти нормы и к уголовно наказуемым актам пропаганды в интернете, а не только в печати или на митинге. Но это и так подразумевается в словосочетании "публичные призывы", используемом в УК. И за последние годы уже были обвинительные уголовные приговоры за возбуждающие ненависть публикации в интернете (в Сыктывкаре и в Кемерово). Предлагаемые дополнения просто не нужны.

Заметные поправки в УК - резкое ужесточение наказаний в статьях 282-1 и 282-2, относящихся к организационной экстремистской деятельности. Но какой смысл в этом ужесточении? Оно было бы как-то оправданно, если бы преступления такого рода систематически наказывались, но наказания эти не вели к сокращению числа преступлений. Но ничего подобного мы не видим. За три года своего существования ст.282-1 применялась всего дважды, и наказания были назначены далекие от максимума. Ст.282-2 применяется довольно часто, но только к одному коллективному объекту - к членам исламистской организации Хизб ут-Тахрир. Основаны они на признании этой организации террористической, что весьма сомнительно (обсуждение деятельности Хизб ут-Тахрир - отдельная тема, и ее мы уже обсуждали). И вот в таких обстоятельствах обе статьи ужесточаются настолько, что меньше, чем по три года лишения свободы по ним уже не получишь; штрафы и иные альтернативные наказания исключены.

Опыт предыдущих резких ужесточений механизма наказания за редко преследуемые нарушения показывает, что от этого объем преследований не увеличивается, а даже уменьшается, как это и случилось со сверхжесткими санкциями к организациям и СМИ в законе "О противодействии экстремистской деятельности".

Законопроект предлагает ввести не менее суровые санкции - от четырех до пятнадцати лет лишения свободы, в зависимости от квалифицирующих признаков - за вовлечение в экстремистскую деятельность и за содействие таковой. Но не всякой. В новой ст.282-3 речь идет не о насильственных преступлениях, а только о пропагандистских преступлениях и преступлениях, связанных с фактом участия в экстремистских объединениях. Конечно, и такие преступления могут быть весьма опасны, но все-таки вовлечение в эту деятельность, то есть форма содействия преступлениям, в этой статей явно "переоценено".

Вероятно, это связано с тем, что в одну статью объединили "вовлечение" и разные другие формы содействия, то есть деяния явно разной степени значимости и опасности, вплоть до весьма незначительной, если речь идет о каком-то техническом содействии. Но нижний порог наказания - не штраф, например, в сотню тысяч рублей, а четыре года лишения свободы. Опять - чрезмерно жесткая, плохо сформулированная статья - вряд ли имеющая перспективу эффективного применения.

Кстати, в статье есть примечание, согласно которому раскаяние и содействие в раскрытии преступления влечет освобождение от ответственности. Эта типовая для УК норма выглядит, согласимся, довольно двусмысленно для такого преступления как вовлечение в какую-то деятельность.

Вводится уголовное наказание за распространение "экстремистских материалов". Само по себе оно является лишь расширением по сути статей 282 и 280 УК. Вероятно, было бы правильнее вносить в них поправки вместо внесения новой статьи, явно дублирующей имеющиеся: ведь распространение материалов есть одна из форм публичных призывов.

Но главная проблема заключается в определении "экстремистских материалов". Согласно закону "О противодействии экстремистской деятельности", тот или иной материал признается экстремистским только судом и после этого вносится в Федеральный реестр. Этот механизм до сих пор не работает, так что человек не может знать, является ли распространяемый им материал экстремистским. Да даже если бы реестр функционировал, он мог бы оказаться, наоборот, слишком велик и динамичен, чтобы все граждане могли следить за его составом. Практика правоприменения в сфере пропаганды убедительно показывает, что даже в правоохранительной системе, среди профессиональных юристов нет и тени согласия в том, какие материалы противозаконны, а какие нет. Тем паче трудно требовать такого понимания от граждан под угрозой уголовного преследования. Следовательно, разумно было бы считать наказуемым только распространение запрещенных уже судом материалов и только в том случае, если обвиняемый не мог не знать о существовании запрета; например, если был официально предупрежден.

Серьезная новация законопроекта - попытка возложить уголовную и административную ответственность за противозаконную пропаганду в интернете не только на самих пропагандистов (которые, напомним, ее и так должны нести и порой несут), но и на хостинг-провайдеров, если, конечно, именно они понимаются под теми, кто "предоставляет средства доступа". Между тем, хостинг-провайдер - это отнюдь не редактор некоего информационного ресурса. Он не только не обязан по договору, но и физически не способен оперативно контролировать содержание размещаемых сайтов. Можно обязать провайдера удалять по требованию суда содержание, признанное противозаконным, или даже весь сайт целиком. Можно попробовать придумать механизм более оперативного удаления контента в каких-то особых случаях (хотя здесь можно ждать проблем), но никак нельзя накладывать ответственность на хостинг-провайдеров за содержимое серверов.

Впрочем, авторы законопроекта идут даже дальше. Пусть и без указания санкций, но в закон вписывается запрет также на рекламу сайтов, содержащих экстремистские материалы, на линки, ведущие на них, и даже на "средства поиска".

Налицо еще одна сверхжесткая репрессивная идея, буквальное исполнение которой невозможно, так как пришлось бы карать все крупные хостинговые кампании, зато создается широкое поле для избирательного правоприменения, по политическим или просто по коррупционным мотивам. Скорее всего, реальные и активные пропагандисты ненависти пострадают при этом меньше всех, зато социальные издержки столь грубого вмешательства в интернет могут быть весьма значительны.

Итак, законопроект содержит одно полезное, даже очень полезное, нововведение и несколько очень вредных. В значительной степени он, похоже, просто имитирует решительную борьбу с экстремизмом; это относится, как минимум, к ужесточению санкций по ст.282-1 УК. Он создает серьезную угрозу российскому интернету. И он не устраняет одного из главных и при этом легко устранимого недостатка закона "О противодействии экстремистской деятельности" - размытости и неопределенности в понимании этой самой деятельности. Достаточно сказать, что в законопроекте к списку "преступлений экстремистской направленности" добавляется не тождественный ему список "преступлений экстремистского характера".

Реальное улучшение антиэкстремистского законодательства лежит не на пути ужесточения санкций, а на пути конкретизации (и, неизбежно, сужения) определения экстремистской деятельности, как Центр "СОВА" и предлагал в прошлом году.

Законопроект еще не внесен, и мы надеемся, его еще не поздно переработать.

Ссылки на данную статью [3]