Републикуем колонку Александра Верховского "Борьба с «религиозным экстремизмом» все шире. Надо бы сузить", опубликованную в "НГ-Религии" 5 марта 2019 года.
Драматические события последнего времени, происходящие со «Свидетелями Иеговы» (запрещены в России - «НГР»), – суровый приговор Деннису Кристенсену, пытки задержанных верующих в Сургуте – заставляют задуматься, насколько уникально то, что с ними происходит.
Сперва напомним сухие факты. У «Свидетелей Иеговы» запрещены многочисленные тексты, включая Библию в их переводе на русский, запрещены все их организации, конфисковано все имущество последних, заведено более 40 уголовных дел, по которым обвиняются около 120 человек в возрасте от 23 до 84 лет, из них 25 находятся в СИЗО. Все они обвиняются в продолжении деятельности запрещенных экстремистских организаций (ст. 282.2 УК), которое заключается только в совместных молитвах и обсуждениях. Решение о тотальном запрете организаций «Свидетелей» было принято Верховным судом 20 апреля 2017 года, а уголовные дела на основании этого запрета начались через год, то есть более 100 обвиняемых набралось всего за 10 месяцев, и ни одно дело в суд еще не передано. Кристенсен же был осужден на основании более раннего запрета именно местной организации, а всего местных запретов до всеобщего было восемь. В отличие от единоверцев, осужденных по таким же основаниям ранее, он был приговорен к реальному сроку лишения свободы, а после принятия «пакета Яровой» это означает – не менее шести лет; шесть лет он и получил. И это наводит на печальные размышления о судьбе нынешних и будущих обвиняемых, особенно тех, кто содержится в СИЗО.
Нет, эта история, по сути, не уникальна. Точно так же были запрещены и преследуются по той же статье УК мирные последователи фундаменталистского движения «Таблиг-и джамаат» и вполне умеренного турецкого теолога Саида Нурси. Схема та же: сперва запрещаются тексты на основании того, что они утверждают превосходство данного религиозного учения над другими и содержат неприязненные характеристики иноверцев, затем запрещаются организации за то же самое, в том числе за использование этой литературы, потом начинают преследовать верующих за «продолжение деятельности», причем сперва приговоры обычно условные, а потом уже реальные и все более суровые. Пытки задержанных мусульманских активистов тоже были, и нынешнее изумление по поводу событий в Сургуте можно списать только на то, что к пыткам мусульман, подозреваемых в излишнем радикализме, общество в каком-то смысле привыкло.
Все три запрета наложил Верховный суд. И он почему-то не заметил существенной неясности в элементах определения экстремизма, использованных во всех этих решениях. Конечно, все три религиозных течения утверждают истинность только своего пути и ложность иных, а их тексты порой довольно резко описывают иноверцев. Наше определение экстремизма таково, что все это можно счесть экстремизмом, но ведь более или менее то же самое можно было бы сказать чуть ли не про все религиозные течения. Такого рода высказывания – типичная часть исповедания веры, и потому они защищены Конституцией. Между прочим, применительно к уголовным делам о возбуждении ненависти, в том числе и религиозной, Верховный суд еще в 2011 году разъяснял, что критика религиозных убеждений, обычаев и объединений сама по себе – не криминал. Но почему-то такое же суждение не было применено в гражданских процессах о запретах религиозной литературы или организаций. Хотя коллизия сложившейся механики запрета «религиозного экстремизма» с закрепленной в Конституции свободой совести бросается в глаза. Может быть, это задача Конституционного суда – заняться этой коллизией?
Возвращаясь к ситуации «Свидетелей Иеговы», надо еще раз обратить внимание на масштаб преследований: количество обвиняемых Свидетелей в пересчете на год гораздо больше, чем у упомянутых мусульманских течений, и сопоставимо скорее с преследованием радикальной партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». О последней тоже следует сказать пару слов: запрещена она была в России еще в 2003 году и почему-то как террористическая, хотя к террору не причастна. Запрещали явно наскоро, так что ее реальная антиконституционная деятельность даже и не рассматривалась. Членов партии преследуют по террористическим статьям УК, так что сроки гораздо больше. Но есть и сходство с перечисленными выше религиозными объединениями: доказательством преступления является сам факт участия в собраниях и изучение общей литературы.
И здесь возникает, как кажется, еще одна серьезная коллизия – между Конституцией и статьями УК о продолжении деятельности экстремистской (ст. 282.2) или террористической (ст. 205.5) организации. Допустим для простоты, что некая организация запрещена совершенно правомерно. У ее членов или иных участников, если фиксированного членства нет, в этот момент возникает обязанность исполнить судебный запрет. Но ведь свои взгляды они не изменили, круг общения тоже, так что, естественно, они продолжат как-то общаться. Наверное, у них возникнет потребность обсудить, что же делать в сложившейся ситуации, может быть, например, создать новую организацию на несколько иных основаниях. Если мы говорим о правомерно запрещенной опасной организации, такого рода обсуждения и встречи не могут не заинтересовать полицию или спецслужбы, но вряд ли они всегда криминальны сами по себе. Ведь основных гражданских прав, в том числе права собираться, эти люди не лишены. Кроме того, во встречах могут участвовать и гости, а не только активные участники, но правоприменительная практика их не особо различает.
Еще очевиднее эти проблемы, если мы говорим о религиозном объединении. Конституция закрепляет свободу совести как право исповедовать свою религию и единолично, и совместно с другими. Основная форма деятельности любого религиозного объединения – как раз совместная молитва или иное совместное религиозное действие, например, проповедь в рамках богослужения. И если это объединение запретили, то его участники, получается, свое конституционное право реализовать никак не могут. Если столь суровое ограничение одного из фундаментальных прав человека и подразумевается действующим антиэкстремистским законодательством, то прямо это никогда никем не говорится. Поэтому, опять же, хотелось бы получить разъяснения от Конституционного суда. Все-таки речь идет о потенциальных уголовных обвинениях в адрес уже десятков тысяч наших граждан.
А пока никаких разъяснений нет и репрессивная машина только набирает обороты, многие задаются вопросом, как это вообще получилось. Вряд ли можно подобрать однозначный ответ. Разве что можно сказать, что власти в своей борьбе против потенциально опасных течений зашли явно слишком далеко и наделали немало ошибок. В том числе потому, что слушали политически и религиозно ангажированных экспертов. И продолжают их слушать, судя по тому, как развивается антиэкстремистская кампания в религиозной сфере. Многолетний опыт показывает, что религиоведческие или правовые аргументы против этой инерции помогают редко и только тогда, когда власти по каким-то своим причинам готовы к ним прислушаться.
Разрастающаяся кампания против «Свидетелей Иеговы» внушает ужас, но и дает шанс, что на сей раз кто-то наконец спохватится и задумается. Все-таки «Свидетели» слишком явно не представляют угрозы безопасности и при этом их столь же явно невозможно «искоренить», так как более 100 тыс. человек нельзя посадить или вытеснить из страны, а от веры своей «Свидетели Иеговы» не отступались и в худшие времена. Проблема, однако, в том, удастся ли тем, кто принимает принципиальные решения о масштабных репрессивных кампаниях, найти приемлемый для них самих способ пересмотреть ранее принятые решения. И конечно, если это все же случится, важно, насколько серьезно, учитывая описанные выше конституционные коллизии, будет пересмотрена антиэкстремистская политика, хотя бы в религиозной сфере.
