24 октября в редакции портала "Религия и СМИ" прошел "круглый стол" "Государственно-церковные отношения. Новая концепция". В его работе приняли участие А. Щипков ("Религия и СМИ"), М. Смирнов ("НГ-Религии"), М. Шахов (РАГС), В. Кравчук (РАГС), К. Костюк (Фонд К.Аденауэра), А. Беглов (ИРИ РАН), А. Морозов ("Религия и СМИ"), А. Кырлежев ("Религия и СМИ"), В. Легойда (МГИМО), А. Журавский (РАГС), О. Васильева (РАГС). Собравшиеся обсуждали положения опубликованной 15 октября в "НГ-Религиях" статьи "Российское государство перед феноменом религиозности", авторы которой А. Журавский и А. Кырлежев участвуют в работе над концепцией религиозной политики государства, ведущейся в настоящее время на кафедре религиоведения РАГС.

По мнению главного редактора портала "Религия и СМИ" А. Щипкова, "публикация данной статьи указывает на то, что работа над концепцией завершается или уже завершена". Он подчеркнул, что хотя "концепция должна исходить из опыта и опираться на практику", у нас в стране "зачастую происходит обратное. Беда России заключается в том, что мы создаем концепции, которые должны коренным образом повлиять на нашу жизнь, а затем сталкиваемся с тем, что жизнь и политика строятся и развиваются независимо от наших концепций. <...>
Рассуждения, оторванные от жизни, бесплодны и теряют смысл. Сегодня нет религиозной политики, а есть порочная практика лоббирования интересов". Для того, чтобы изменить ситуацию, по мнению А. Щипкова, необходима "реструктуризация администрирования": "Сначала нужно создавать механизмы доверительного взаимодействия. Затем учиться управлять этими механизмами в тесном сотрудничестве с религиозными организациями. Нужен орган, который выстраивает вероисповедную политику сегодняшнего дня, не претендуя на руководство глобальными религиозно-политическими процессами. Он заключает конкордаты с религиозными организациями. Он разрешает конфликтные ситуации и по возможности предупреждает их. Медленно. Внимательно. За годы накапливается опыт, вырабатывается алгоритм, уходят страхи и взаимные подозрения. Возникает партнерство. Партнерами не становятся в одно мгновение. Это процесс долгий. Проект "социальное партнерство" не требует концепций, он требует конкретных практических решений".

Как положительный момент А. Щипков отметил то обстоятельство, что "среди авторов новой концепции появились эксперты, которые изнутри знают мистическую составляющую и иррациональные смыслы церкви, и понимают, каким образом эти смыслы могут пресуществляться в политические действия. Надежда есть, что им удастся создать документ, который будет работать и реально формировать пересечение религиозного и секулярного пространств".

Ответственный редактор "НГ-Религий" М. Смирнов отметил некорректное, с его точки зрения, использование авторами статьи термина "социально-политическое" "для описания стихийной религиозности в мировоззрении людей, которые не связаны с действующими религиозными организациями, т.е., по сути, это пара-религиозность или квази-религиозность" (кстати, именно такова, по его мнению, природа "парадоксального явления... свойственного исключительно посткоммунистическому обществу, когда некоторые граждане нашей страны, оказавшиеся в идеологическом вакууме и не нашедшие смысла жизни ни в религии, ни в материализме, называют себя "православными атеистами" или "неверующими мусульманами"). "Государство, проводя ту или иную политику, - сказал М. Смирнов, - имеет дело прежде всего с субъектами права (политическими, общественными и религиозными организациями), на которые эта политика направлена, а не с маргинальными группами, сколь бы оригинальным не было их мировоззрение. И не стоит за их счет преувеличивать значение религиозного фактора в обществе".

М. Смирнов также подчеркнул, что любая концепция имеет смысл только тогда, "когда у государства появится воля для ведения политики в отношении религиозных организаций". Кроме того, он считает, что в концепции необходимо предусмотреть и создание специального "государственного органа по делам религий. Иначе кто же эту политику будет проводить в жизнь?" Он обратил внимание и на "опасность вмешательства религиозных организаций в политику или возможность межрелигиозных конфликтов". В этом смысле тревогу у него вызывает то, "что российская армия... стала объектом духовной деятельности различных религиозных организаций". По его словам, "запретить чиновнику и военнослужащему на период его службы официально заявлять о своей принадлежности к какой-либо религиозной организации - вот действительно важное положение, которое необходимо предусмотреть при создании концепции государственной политики в отношении религиозных организаций".

Зав. кафедрой религиоведения РАГС О. Васильева, отвечая на выступление М. Смирнова, подчеркнула, что в религиозной политике необходимо учитывать не "только деятельность зарегистрированных религиозных организаций", поскольку "религиозность расплавлена и размыта в культурных кодах личностных идентификаций. Как методологически можно понять культурность политики? Из двух контекстов - социально-политического и культурологического, государство не способно эффективно выстроить свои отношения с религиозным пространством. Исключительно правового вопроса также недостаточно, чтобы эффективно выстраивать религиозную политику. По закону невозможно выстроить отношения с нерелигиозными организациями. Есть личная религиозность, а есть групповая религиозность. Все это требует концептуальной проработки".

"Задача этой концепции, сказала О. Васильева, - предложить власти взгляд на вероисповедную политику с точки зрения исторического, социологического, философского опыта. <...>
Концепция предлагает, как нам сделать так, чтобы огромное российское религиозное поле помогало стране выбираться из той "ямы", в которой она оказалась в последнее десятилетие". В то же самое время, "это рекомендательный документ", предназначенный для использования "на уровне социального партнерства и в рамках, которые нужны самой власти".

Другой сотрудник кафедры религиоведения РАГС М. Шахов поднял проблему "национальной идеи", "минимального консенсуса по поводу характера отношений государства и религиозных объединений" как основания конкретной религиозной политики. По его мнению, подобного рода "социальный заказ" должен исходить от гражданского общества. Но, "к сожалению, и общество не вполне сознает, чего оно хочет, не выкристаллизовались в общественном сознании эти проблемы, и государство еще не совсем готово". Поэтому "при попытке прописать приоритеты вероисповедной политики более конкретно, мы сталкиваемся с затруднениями. Когда идем в одну сторону: обозначается покровительство государства так называемым "традиционные конфессиям", у религиозных меньшинств возникают вопросы. Если же мы слишком много говорим о нивелировании и дистанцировании, равноудаленности государства от конфессий, то оказывается невозможным или неэффективным использование всего позитивного потенциала традиционных религий". И значит, "сейчас надо писать не концепцию в стиле каких-то директивных указаний, как написаны концепция информационной безопасности, концепция внешней политики. Нужен научно-аналитический документ, ориентированный на то, чтобы объяснить власти и обществу, что за ситуация у нас существует, и аргументировать, почему мы считаем, что надо двигаться в таком, а не ином направлении".

В. Кравчук, также сотрудница кафедры религиоведения РАГС, отметила, что общие принципиальные положения, из которых исходит концепция, "уже сформулированы и закреплены в международных документах о правах человека, которые Россия подписала и ратифицировала так же, как и многие другие страны. Это и есть фундамент, на котором строится политика любого демократического государства". Главная же задача заключается, по ее мнению, в четком определении приоритетов религиозной политики с учетом российской специфики.

Историк А. Беглов выступил с критикой предложенного А. Журавским и А. Кырлежевым проекта. С его точки зрения, речь в данном случае идет о "попытке... обосновать статус титульной религии... через апелляцию к прагматичности современного государства", что "представляет собой ни что иное как мыслительную и политическую тавтологию". А. Журавский и А. Кырлежев, по словам А. Беглова, "пытаются подвести концептуальные основания как раз под политическую прагматику и, исходя из нее, доказать необходимость введения титульной религии". Однако, замечает он, "прагматичные решения в политике, что называется, по определению принимаются на основании волевого решения, а не какого-то "теоретического основания". <...>
Титульная религия или имеет политическую волю и культурные основания заявить о себе как о таковой, или не имеет. Равно как прагматичное государство или видит в присвоении какой-то религиозной организации особого статуса свой интерес и действует в этом направлении вопреки доказательствам, или его не видит, и ни какие "доказательства" не заставят его отступить от своей позиции. Принятие такого рода решения - вопрос согласования политических воль, подковерной борьбы, смены элит, а не "доказательства".

При этом, отметил А. Беглов, "возникает вопрос, кому авторы доказывают необходимость признать какие-то религиозные объединения в качестве титульных? Современной, глубоко либеральной по образу мыслей элите? Но для нее общественно-политические и культурологические аргументы глубоко вторичны по сравнению с прагматикой реальных конфликтов. А если авторы рассчитывают на формирование другой элиты, консервативной, то ей доказывать ничего такого не придется. Консервативно мыслящая (пусть пока и гипотетическая) элита признает государственный статус церкви не по прагматическим, а по глубоко идейным соображениям".

В то же самое время, по мнению А. Беглова, придание государственного статуса некоторым религиозным объединениям помогло бы решить важную проблему согласования государственного законодательства с законодательством религиозным. В таком случае эти религиозные объединения благодаря поддержке государства получили бы возможность в полной мере осуществлять юрисдикцию над своими членами. Каким именно объединениям будет предоставлен государственный статус, по мнению А. Беглова, должна определять "не концепция, а, например, специальная долговременно работающая комиссия - орган политической власти, поскольку это зависит исключительно от ее волевого выбора и заявленных интересов самих религиозных объединений. Этот выбор - предмет реальной текущей политики, а не общего теоретизирования".

Обозреватель портала "Религия и СМИ" А. Морозов отметил, что положительным моментом предложенного А. Журавским и А. Кырлежевым подхода является "намерение найти плодотворную позицию между "конституционализмом" и "инструментализмом" и избежать ошибки других занимавшихся этой проблемой авторов, которые "либо растолковывали конституционные принципы (которые могут быть предметом диссертации, а не концепции, отражающей политическую стратегию государства), либо сразу впадали в "инструментальные решения".

По словам А. Морозова, "в сфере государственно-конфессиональных отношений реальный интерес государства лежит в сфере безопасности и сфере социального партнерства". В первом случае "решение проблемы "религиозного экстремизма" лежит не в сфере взаимодействия государства с институциями конфессий. <...> Поэтому в рамках концепции государственно-церковных отношений очень мало что можно предложить". Что касается социального партнерства, то здесь, по мнению А. Морозова, необходимо исходить из того, что "партнером может быть только правильно секуляризированная религия. <...> А та религия, которая претендует на место сакрального ядра нации, не может описываться через понятие "партнерства".

А. Кырлежев отметил, что они с А. Журавским "в своей статье... просто изложили некоторые соображения относительно подходов при написании концепции". Причем исходили из того, что в концепции "не может быть никакой директивности. <...> Это своего рода прибор, который позволяет лучше увидеть ситуацию и затем уже разрабатывать конкретные политики, определять направления деятельности и ее формы. Иначе говоря, концепция важна сама по себе, самоценна, если она соответствует своей задаче. И не так важно, заказали ее в Кремле или нет".

А. Кырлежев также ответил на замечания А. Беглова относительно соотношения прагматичности и концептуальности в государственной политике: "Государство не может не быть прагматично, но оно нуждается в концептуальном понимании своей природы и задач, своих политик именно для того, чтобы его реакции не были ситуативны, то есть спонтанны, необоснованны, не продуманны, не соотнесены системно с другими реакциями. Эффективная прагматика нуждается в концептуальном основании".

Заканчивая свое выступление, А. Кырлежев подчеркнул, что данная "статья - это не концепция, а лишь некоторые соображения в форме газетного текста, в публицистическом стиле, которые были предложены для того, чтобы были реакции, состоялась дискуссия. Концепцией же занимается под руководством О.Ю. Васильевой кафедра религиоведения РАГС".

Зам. зав. кафедрой мировой литературы и культуры МГИМО (У) МИД России, главный редактор православного журнала "Фома" В. Легойда поддержал А. Кырлежева и А. Журавского в их стремлении сочетать сразу три подхода к проблеме отношений между государством и религиозными объединениями: правовой, социально-политический и культурный, - а не ограничиваться каким-то одним из них. Он также подчеркнул, что рассматривает данную статью как "приглашение к разговору", а не как готовую концепцию (о чем говорил и А. Кырлежев), и, исходя из этой посылки, отметил два момента, которые, на его взгляд, требуют более пристального изучения: во-первых, возможность расхождений между государством и определенной религиозной группой в понимании ситуации (здесь В. Легойда сослался на упоминание в социальной концепции РПЦ "принципиальной возможности призывов к гражданскому неповиновению"), во-вторых, "использование термина "светский" в качестве антонима слову "религиозный" (по его мнению, это "не совсем корректно и маркирует европоцентристский подход к гуманитарному знанию").

А. Журавский постарался еще раз объяснить, какие они с А. Кырлежевым ставили перед собой цели, работая над статьей: "Это не социологическая, а гносеологическая часть концептуального подхода к пояснению, что такое религиозная политика, которая состоит из гносеологической и инструментальной частей. В статье инструментальной части нет. Поэтому призывы: дайте нам инструменты - это обращенность к тому, что должно быть после того, как будет уяснено, каким образом правильно выстроить гносеологию". По его мнению, в основе подобного "инструментализма" лежит прежде всего "политтехнологический поиск новых политических ресурсов для электоральных успехов, когда религиозный фактор привлекается лишь как ресурс. Поскольку сегодня национальный, этнический ресурс уже не эффективен возникают попытки использовать религиозный". Однако, подчеркнул А. Журавский, "вначале идет концепция, а потом инструмент, который появляется только тогда, когда феномен опознан, уяснен".
Он также ответил на критику А. Беглова: "Я категорически не согласен с маркированием прагматизма как ситуативности. Прагматизм - это одно из характеристик государства. Если государство не прагматично, оно обречено на вымирание, поглощение, гибель. И если отсутствует гносеология, понимание, уяснение и описание ситуации и контекстов, с которыми работает государство, то государство просто не выживет, оно не справится с теми вызовами, которые существуют, в том числе, и религиозных средах.
У нас не было никаких титулований религий, не было разговора о "традиционных конфессиях", о "титульных религиях". Доминанта - есть. Но - это не иерархизация, а упорядочение".

"Мы не претендовали в статье на то, - сказал А. Журавский, - чтобы в ней была описана политика. Вместе с тем, мы представили возможный концептуальный подход к гносеологической проработке того, что мы называем полем религиозности, которое не охватывается так называемыми "государственно-конфессиональными отношениями", оно шире, сложнее. Это серьезный феномен.
А государственно-конфессиональные отношения - это не феномен, это процесс, где есть два субъекта - государство и религиозная организация. Тут ничего концептуального не нужно, тут уже все прописано в категориях права. Когда говорят, что концепция - это сумма оснований, я говорю - да. Когда говорят, что эта сумма оснований прописана в международных документах, я соглашаюсь, но уточняю, что - лишь отчасти. <...> Есть национальные особенности и есть исторические контексты, в которых формировались разные европейские культуры. Их учет - это вопрос самосохранения европейских культурных кодов, их игнорирование - обрекает государство на неизбежное столкновение с вызовами из среды "неразмытых идентичностей" (например, турецкой, исламской - в Европе)".

Представитель Фонда К. Аденауэра К. Костюк обратил внимание на отсутствие в рассматриваемой статье "персоналистического аспекта": "Все три предложенные типа аспектов религиозного отражают один аспект - социологический, как государство "узнает" религиозные сообщества и затем взаимодействует с ними, с организациями". Между тем, по его мнению, "исходная потребность, на которую должна отвечать концепция, лежит не в управлении, не в том, как государство относится с неким социальным субъектом и социальной группой, вообще не в социологической плоскости. Государство должно помогать или просто способствовать удовлетворению религиозной потребности индивида. В этом его задача, в области создания условий для религиозных потребностей, а не области активного взаимодействия с религиозными институтами".

"Вообще, - сказал в заключение К. Костюк, - возникает чувство, что эта концепция слишком внимательно следует той конструкции государственно-конфессиональных отношений, которая прописана в существующем законе от 97 года. А жаль, ведь в этом был основной недостаток прежней версии концепции, почему она и оказалась всем столь не интересной".

Позднее, в 20-х числах ноября, на сайте "Сектозащитники и враги Церкви" неофициально появился текст самой концепции, в качестве авторов которой указаны О. Васильева, А. Журавский и А. Кырлежев.

5 февраля 2004 г. портал "Религия и СМИ" опубликовал основную часть концепции, текст которой был предоставлен кафедрой религиоведения РАГС. Эта редакция несколько отличается от варианта, опубликованного на сайте "Сектозащитники и враги Церкви".

8 апреля "Портал-Credo.ru" опубликовал заключение на указанный проект, подготовленное сопредседателем Института свободы совести Сергеем Бурьяновым. По мнению С. Бурьянова, "проект концепции "Государственной религиозной политики Российской Федерации" противоречит Конституции РФ, так как направлен на научное обоснование использования фактора отношений государства с религиозными объединениями для политического контроля и использования мировоззренческой сферы вообще, и предвыборной мобилизации конфессий, в частности. Применение проекта в качестве документа может быть опасным для РФ и здоровья ее граждан".