Илья Агафонов. "Правозащитник" не значит "враг Церкви". О возможностях и целях "православно-правозащитного диалога"

В последнее время неоднократно обращалось внимание на очевидное и принципиально важное для нас обстоятельство: изменения, происходящие в нашей стране и в мире в целом, вновь сделали религию и связанные с ней вопросы масштабным и существенным фактором общественной и политической жизни. Об этом, в частности, говорилось и на прошедшей в Москве конференции "Свобода совести и светскость государства: проблемы и решения", на материалах которой в значительной степени основан данный текст. Очевидно, что присутствие в общественной, в общественно-политической жизни Церкви и православных общественных организаций неизбежно ведет к пересечению их интересов в том числе и с "либерально-правозащитным" сообществом. До сих пор "православно-либеральное" взаимодействие сводилось главным образом к конфликтам и взаимным обвинениям; очевидна и необходимость осмысления причин подобной ситуации, и поиска возможностей ее изменения.

Должен сказать, что в первую очередь спокойному и разумному диалогу православных общественных организаций и правозащитников либерального толка мешают не мировоззренческие разногласия: в современной практике мы можем наблюдать парадоксальные сочетания и даже взаимопроникновение самых, казалось бы, несхожих идеологий, достаточно вспомнить о "православных коммунистах" или украинских националистах-"западниках". В нашем же случае речь идет всего лишь о необходимости трезвой взаимной оценки и адекватного видения сути происходящего. Основные препятствия для разумного и спокойного обсуждения существующих проблем - недостаток информации, предвзятость, агрессия, идеологические комплексы.

В современной православной среде мы часто встречаем резко негативную реакцию на само слово "правозащитник". Несомненно, это является следствием нескольких знаковых событий, в первую очередь антиклерикальной выставки в Сахаровском центре и событий, связанных с вопросом о факультативном преподавании "Основ православной культуры", а также перманентной антицерковной кампании в либеральной прессе и определенных тенденций в либеральной среде, речь о которых пойдет и в дальнейшем. С другой стороны, к формированию негативного образа "правозащитника" приложили свои усилия и парацерковные националистические активисты и группы. В православной и околоправославной среде заметна, хотя и не является всеобщей, убежденность в том, что так называемая правозащитная деятельность осуществляется исключительно за деньги, выделяемые западными фондами и недоброжелателями России вообще, и, как следствие, в любом случае враждебна стране и Церкви.

Наблюдая же так или иначе связанную с религией деятельность тех, кого мы с достаточной степенью условности можем назвать сторонниками общественной свободы, придерживающимися либеральных убеждений (подробно о корректности подобных определений будет сказано ниже), мы прослеживаем тенденции, которые при всем желании нельзя назвать позитивными. Это касается, прежде всего, публикаций по религиозной тематике либеральных СМИ, традиционно стоящих на "правозащитных" позициях, - для верующего человека, знакомого с конфессиональными реалиями, некорректность и ангажированность значительной части таких публикаций очевидна. Практически в любом вопросе, связанном с традиционной религиозностью, мы можем наблюдать примеры предвзятого и негативного отношения к ее проявлениям, к традиционным религиозным институтам, к социальной активности верующих.

Но, разумеется, мы не имеем права говорить о принципиальной невозможности и бесперспективности диалога православных и "либерально-правозащитных" групп. Напротив, стремление к подобному диалогу очевидно и не может не приветствоваться. Первые попытки его осуществления - настоящая конференция, некоторые другие подобные события, к примеру, пресс-конференция в Институте развития прессы с участием представителей Московского бюро по правам человека и Союза Православных Граждан - представляющие собой, по существу, достаточно острую полемику, как и "православно-либеральная" дискуссия в прессе, дают нам, помимо всего прочего, возможность отметить некоторые тенденции, представляющие для нас безусловный интерес - их осмысление поможет нам понять некоторые из причин существующих разногласий и непонимания.

Одна из них неоднократно подмечалась и православной, и "либеральной" стороной, и сторонними наблюдателями: убежденность и "либералов", и православных активистов в том, что сами они - меньшинство, близкое к поражению, в то время как оппоненты представляют собой мощную организованную силу, обладающую огромными ресурсами, успешную, близкую к победе. Об этом написано достаточно; хотелось бы отметить только одно: как можно видеть, идеология алармизма, стремление чувствовать себя "последними хранителями истины", "праведным остатком" свойственны не только некоторым православным.

Вторая же из заслуживающих внимания и осмысления тенденций, вскрывшихся в ходе "православно-правозащитной" полемики, состоит в том, что каждая из сторон, вольно или невольно, пытается воспринимать оппонентов как структуру, в чем-то подобную себе. Действительно, в православной публицистике, выступлениях духовных лиц и активистов православной общественности неоднократно ставился вопрос о понимании "либерализма" как квазирелигии, принципы которой по существу несовместимы с православными. С другой стороны, приверженцы либеральных взглядов неоднократно выказывали и выказывают желание рассматривать Церковь как организацию общественную, коммерческую, политическую, как группу частных лиц, стремящуюся оказывать влияние на общество и давление на власть, как, напротив, придаток государственного аппарата и т.д.

Нам необходимо адекватно оценивать мотивацию друг друга. Очевидно, что правозащитная деятельность, особенно деятельность на местах, деятельность, связанная с защитой конкретных людей, работа с заключенными, с военнослужащими, работа по предотвращению пыток и т.д., чаще всего ведется энтузиастами своего дела и ведется вовсе не ради грантов. С другой стороны, в правозащитной среде зачастую можно встретить убежденность в том, что активность верующих и Церкви вызвана исключительно стремлением к "деньгам и власти", "монополии на религиозные услуги" и т.д. Предполагать такое - по меньшей мере несерьезно; очевидно, что у верующего человека найдутся другие мотивы, побуждающие его к действию. Православным необходимо понимать, что далеко не всякая правозащитная деятельность есть деятельность антиклерикальная. Православным необходимо понимать, что антиклерикальная деятельность отнюдь не исчерпывается деятельностью либералов, что антиклерикальная деятельность, проводящаяся под либерально-правозащитными лозунгами, далеко не всегда имеет либеральную и тем более правозащитную мотивацию. Неоднократно, в особенности в промежутке между парламентскими и президентскими выборами, мы могли наблюдать появление текстов, представляющих, по сути, перевод стандартных тезисов антиклерикальной пропаганды с "либерально-правозащитного" на "державно-патриотический" язык.

Тем не менее, нельзя не отметить, что значительная, или, по крайней мере, заметная часть "либерально-правозащитного" движения поражена вульгарным антиклерикализмом. Некоторые выступления, прозвучавшие на конференции, подтверждают предположения о том, что для части участников "правозащитного движения" антиклерикальная деятельность ценна сама по себе, независимо от реальных обстоятельств. Более того, как говорилось выше, практически любое упоминание о Церкви и традиционной религиозности вообще в либеральной прессе - негативны и/или пренебрежительны. Но можем ли мы говорить об антиклерикализме, как неотъемлемом свойстве правозащитного движения?

С нашей точки зрения, антиклерикальные тенденции, в том числе в "либерально-правозащитной" среде, обусловлены несколькими причинами. Среди них страх перед Церковью как носительницей идеологии, способной, по мнению некоторых, занять место государственной. Отчасти, в некоторых случаях - примитивный "поиск врагов". Вызванная этими причинами неспособность трезво оценивать происходящие события: к примеру, сколько бы Церковь не говорила, что "Основы православной культуры" предлагается ввести как факультативный предмет, значительная часть "либералов-правозащитников" свято уверена: речь в любом случае идет об "обязательном преподавании Закона Божьего". Такую убежденность зачастую невозможно поколебать никакими доводами; создается впечатление, что для некоторых это - аксиома, неотъемлемый компонент мировоззрения.

Далее, в ряду причин, вызывающих, по нашему мнению, проявления антиклерикализма, можно назвать сознательную антиклерикальную пропаганду, проводящуюся в том числе и под правозащитными лозунгами. Такая деятельность может осуществляться и при финансовой и/или организационной поддержке зарубежных структур (к примеру, того же Кестон-Колледжа и других). Ничего невероятного в этом нет; известно, что многие западные политологи и эксперты рассматривают Русскую Православную Церковь как структуру, чье влияние нежелательно. Заметим, что западные специалисты, руководители проектов - такие же люди, как и мы, и точно так же подвержены влиянию идеологических стереотипов и прочей современной мифологии. В любом случае, не представляется корректным стремление представить Церковь как структуру, "выполняющую идеологический заказ государства", и одновременно - утверждения о том, что получение грантов от западных организаций, придерживающихся вполне определенных убеждений и принципов, никак не влияет на объективность проводящихся исследований.

Но основная, как представляется, мотивация профессиональной антиклерикальной деятельности - "политический заказ" со стороны отечественных чиновников, желающих так или иначе получить возможность контроля над Церковью как социальным институтом первостепенного значения, а также активность "экспертов-религиоведов", навязывающих государству свои услуги по посредничеству во взаимодействии с конфессиями. Михаил Иванович Одинцов (руководитель отдела по религиозным и национальным вопросам аппарата уполномоченного по правам человека в РФ) говорил, выступая на упомянутой выше конференции, о "длинных руках государства", которые оно, дескать, должно иметь для решения проблем, связанных с религией. Можно догадываться, куда потянутся эти "длинные руки": воссоздание Совета по делам религий, какими бы благими словами оно ни оправдывалось, приведет лишь к церковно-государственному конфликту и, в конечном счете, станет еще одним шагом на пути ограничения общественных свобод. Несомненно, значительная часть антицерковных публикаций в либеральных СМИ - публикации заказные, осуществляемые в интересах и по заказу определенных чиновников и имеющие своей целью конкретное воздействие на ситуацию, на принятие тех или иных решений и на снижение общественного влияния Церкви в целом. Подобная пропаганда, проводящаяся планомерно и в течение многих лет, также оказывает свое влияние; по нашему убеждению, именно этим объясняется восприятие Церкви как структуры, полностью пораженной национализмом.

Но главная, по нашему убеждению, причина антиклерикальных настроений и тенденций - недостаток объективной информации. Некоторые из выступлений, прозвучавших на конференции "Свобода совести и светскость государства", и в особенности ряд вопросов, заданных о. Всеволоду Чаплину, сами по себе свидетельствуют о том, что знакомство хотя бы с основами православной культуры для многих в нашей стране не только желательно, но и необходимо.

Мы убеждены, что нет смысла говорить о "либерализме", а особенно - об отечественном "либерализме", как о единой и завершенной общеобязательной для "либералов" идеологии; уверен, что и среди активистов правозащитного движения, причисляющих себя к "либералам", возможна длительная и острая дискуссия по вопросу о содержании этого термина. Имеет ли "либерализм" антиклерикальность своим непременным следствием - вопрос открытый: все зависит от того, что и кем вкладывается в это слово. Источником многих непониманий, заблуждений и конфликтов являются попытки применять "либерализм" одновременно и как идеологию, имеющую свои ценности и аксиомы, и как нейтральный, общий для всех принцип, призванный регулировать общественные отношения. Мотивация "либералов", на наш взгляд, может быть совершенно разной. Мы можем говорить о "либерально-правозащитном движении" как о термине, с определенной степенью точности описывающем групповую самоидентификацию, не более того. И в любом случае нет смысла говорить о "либерализме" как о непременном условии для правозащитной деятельности. Деятельность, направленная на защиту фундаментальных прав человека, может вдохновляться самыми разными идеями. Для ее проведения не обязательно применение термина "либерализм", и его применение, напротив, не гарантирует обязательной "правозащитности". Несмотря на распространенность в "правозащитной" среде антиклерикализма, мы ни в коем случае не можем утверждать, что его присутствие обязательно; вспомним, что при советском режиме правозащитники и религиозные активисты составляли смежные, взаимодействующие и, в определенной части, совпадающие группы. "Правозащитник" не может и не должно означать "враг Церкви"; полагать обратное - значит серьезнейшим образом заблуждаться, и от подобных заблуждений необходимо избавляться как многим православным, так и многим правозащитникам.

Православные находятся здесь в более выигрышной ситуации: существуют четкие критерии принадлежности к Церкви, существует официальная позиция церковного руководства. Так называемое альтернативное Православие не является масштабным фактором, заслуживающим внимания в связи с интересующими нас вопросами; стоит упомянуть лишь о попытках его использования в профессиональных антицерковных проектах (взаимодействие Г. Павловского с группой РПАЦ [1] и некоторые подобные случаи). Помимо того, существуют, как известно, организации и группы, прикрывающиеся православной лексикой для пропаганды идей, в том числе, вполне экстремистского свойства, не имеющих никакого отношения к учению Церкви (отмечались попытки привлечь к политтехнологическим проектам и их, и думается, в будущем такие попытки будут предприняты не раз). Но точно так же существует и деятельность, имеющая вид правозащитной, но по существу направленная на выполнение идеологического заказа и не имеющая ничего общего с реальной защитой прав конкретных людей и прав человека в целом. Причем если в церковно-околоцерковной среде существует все же достаточное разделение собственно православных и парацерковных групп, идет полемика, очевидны линии противостояний, то в "либерально-правозащитной" среде осознание подобных проблем, насколько можно видеть, отсутствует.

Вместе с тем необходимо понимать, что деятельность значительной части правозащитников направлена на решение задач, никак не противоречащих принципам и интересам Церкви, а зачастую и прямо совпадающих с ними. И точно так же необходимо понимать, что социальная, общественная деятельность Церкви и православно-общественных организаций имеет внеполитическую мотивацию. Православная активность, направленная вовне - это активность, направленная в первую очередь на решение социальных задач. Это та же работа с заключенными, реабилитация наркоманов, работа в сиротских приютах. Это работа по повышению уровня общественной нравственности - как бы ни относиться к отдельным аспектам этого вопроса, нельзя не признать, что подобная работа в нашей стране необходима. Политическая активность верующих - это работа, ведущаяся политическими методами, но направленная на достижение внеполитических целей.

Более того, в некоторых случаях православно-общественным организациям, общинам и т.д. вольно или невольно приходится вести деятельность, которая по существу является правозащитной. Примеры: борьба за сохранение религиозной и культурной идентичности - Татарстан, Украина, Эстония. Противодействие, в том числе судебное, разжиганию национальной, расовой и религиозной розни - процессы "Радонежа" против сопредседателя Национально-державной партии России Севастьянова. Попытки добиться запрета на распространение отдельных националистических изданий, направленных также и против православных. Завершившийся в Москве аналогичный процесс по делу Виктора Корчагина, обвиняемого в возбуждении ненависти, в том числе, и к православным верующим. Отдельное место в этом перечне занимает дело по выставке в Сахаровском центре: несмотря на то, что в качестве обвиняемых там выступают представители "либерально-правозащитных" кругов, а дело возбуждено не по непосредственной инициативе собственно верующих, сам по себе процесс представляет собой попытку добиться от государства защиты прав верующих, попытку решения существующих проблем именно цивилизованным, правовым путем, а не с помощью силы. Верующие осваивают язык парламентских запросов, исковых заявлений, судебных экспертиз. Безусловно, мы имеем на это право; безусловно, это - путь к гражданскому обществу. Вопреки сложившемуся в "либеральной" среде мнению, государство относится к подобной активности точно так же, как и к "либерально-правозащитной", то есть, мягко говоря, прохладно. Последнее свидетельство тому - решение по делу Корчагина, признанного виновным и освобожденного от наказания; после этого некоторые умудряются говорить о том, что православие востребовано государством чуть ли не в качестве официальной идеологии. От того, насколько государство сегодня окажется способным реагировать на правовую активность верующих, зависит, заметим, и их отношение к возможности применения правовых механизмов, да и, в конечном счете, к власти как таковой.



Именно в свете вышесказанного и стоит рассматривать вопрос, который, в противном случае, должен был быть вынесен в начало нашего текста: кто, собственно говоря, может и должен являться субъектами "православно-правозащитного" диалога? С нашей точки зрения, это должны быть: а) представители Церкви и православно-общественных организаций, находящихся в рамках Церкви, поддерживающих принципиальную позицию Священноначалия по вопросам самостоятельности Церкви, недопустимости национальных и религиозных конфликтов, действующих в соответствии с Социальной концепцией РПЦ, и б) представители правозащитных организаций, не участвующих в антиклерикальной деятельности и выполнении идеологических заказов, направленных на снижение общественного влияния Церкви.

На решение каких проблем, помимо преодоления взаимной подозрительности и агрессии, должен быть ориентирован этот диалог?

Мы можем выделить две основные тенденции, угрожающие, на наш взгляд, современному российскому обществу. Это 1) рост экстремизма, как национального, так и религиозного, и 2) опасность того, что во имя "борьбы с экстремизмом" и "общественной стабильности" будут ограничены общественные и личные права и свободы.

Обе эти тенденции не могут оставить без внимания ни правозащитники, ни Церковь, ни любые общественные силы, заинтересованные в нормальном и стабильном существовании страны. Значение религии растет, с этим согласны практически все. Но принципиально важным представляется для нас то, какая религиозность будет превалировать в обществе - религиозность в традиционных, стабильных, толерантных формах или же в стране будут сохраняться условия, способствующие существованию и росту религиозных и псевдорелигиозных течений и групп экстремистской направленности.

Вера - мощнейший фактор, способный оказывать серьезнейшее влияние на жизнь человека и общества в целом. Внимание экстремистских лидеров и групп к вопросам религии очевидно; очевидно и то, что традиционные конфессии, имеющие по этим вопросам твердую и обоснованную позицию, представляют основное препятствие для распространения религиозно мотивированного экстремизма. Неоднократно отмечалась заинтересованность экстремистских групп в снижении общественного влияния традиционных конфессий; это касается не только ислама, но и Православия - наиболее резкой критике существующая Церковь и ее руководство подвергается со стороны псевдоправославных экстремистских групп, а также неоязычников националистического толка. Либерально-правозащитное сообщество должно ясно осознавать, что любая деятельность, любая пропаганда, направленная на снижение общественного влияния Церкви и других традиционных конфессий идет на пользу прежде всего экстремистским группам; вакуум, образующийся по мере подобного снижения, будет заполняться отнюдь не приверженцами Всемирной декларации прав человека. Тезисы либеральной антиклерикальной пропаганды заимствуются и используются национал-экстремистами. Тому есть немало примеров - вплоть до эпизода с изданием неоязычником-нацистом Аратовым ("Русская Правда") сборника "Будни святой РПЦ", все содержание которого, помимо статьи самого Аратова и антисемитских карикатур - перепечатки публикаций из "Новых Известий", "Коммерсанта", "Общей газеты" и других либеральных изданий. Национал-экстремисты открыто утверждают: никакая "борьба с сионизмом" невозможна без предварительной дискредитации РПЦ.

С другой стороны, лидеры традиционных конфессий неоднократно выступали и выступают с заявлениями, резко осуждающими проявления как религиозного, так и национального экстремизма. Способность традиционных конфессий находить общий язык и взаимодействовать - основная причина того, что происходящие в нашей стране конфликты так и не стали конфликтами религиозными. Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы относиться к их деятельности, по меньшей мере, с уважением. Напротив, псевдо- и околоправославные националистические группы подвергают Церковь и ее руководство, в первую очередь Патриарха и митрополита Кирилла, резкой и агрессивной критике. К сожалению, СМИ, придерживающиеся либеральных позиций, да и "либерально-правозащитное сообщество" в целом принципиально не уделяют внимания этим обстоятельствам.

Между тем мы не должны забывать, что Церковь, нравится это кому-то или нет - институт, пользующийся наибольшим доверием общества, и если вместо объективной информации о ее позиции в этих вопросах будут и дальше тиражироваться рассказы о том, что "РПЦ поощряет национализм", то это приведет скорее к тому, что значительная часть общества, в глазах которой Церковь не в пример популярнее "правозащитников", получит лишний довод в пользу приемлемости национализма. Очевидно, что рост религиозного и национального экстремизма - фактор в любом случае негативный. И места для разногласий здесь быть не должно.

Как известно, вопрос "противодействия экстремизму", в том числе религиозному экстремизму, ставится на государственном уровне в числе первостепенных. К сожалению, значительная часть конкретных предложений в этой области сводится к введению разнообразных и масштабных ограничений, в частности, напрямую затрагивающих гражданские права. Применительно к религиозной сфере это касается прежде всего предложений о введении разнообразных механизмов контроля. Невозможно не замечать, что здесь усилия "либералов", призывающих к "равноудалению" конфессий, прямо сопряжены с активностью чиновников, желающих получить возможности контроля над ними. Нет сомнения в том, что никакие "механизмы контроля", никакие "длинные руки государства" не в состоянии воспрепятствовать распространению реального религиозного экстремизма: ни подпольные джамааты, ни политизированные неоязыческие секты в государственной регистрации очевидным образом не нуждаются. Напротив, введение механизмов госконтроля способно лишь ослабить позиции и возможности традиционных конфессий и открыть тем самым дорогу распространению религиозно-политического экстремизма. Проявления религиозного экстремизма должны преследоваться государством как нарушающие действующее законодательство; это - задача правоохранительных органов. Деятельность любой организации, религиозная она или общественная, зарегистрирована она, или нет, должна находиться в рамках действующего законодательства.

Очевидно желание части чиновников получить возможность влияния на религиозные организации и не только на них; очевидна необходимость скоординированной гражданской активности, цель которой - противодействие попыткам ограничения общественных свобод. К сожалению, появление в 2000 г. соборно принятых Основ социальной концепции Русской Православной Церкви, закрепляющих принципиальную недопустимость вмешательства власти во внутрицерковные дела, послужило и до сих пор служит для некоторых "либералов" основанием к тому, чтобы упрекать Церковь в "противопоставлении себя государству"!



Говоря серьезно, невозможно и недопустимо сводить сегодняшние общественные проблемы к "православно-либеральному" противостоянию. Очевидно, что многие из существующих тенденций представляют собой угрозу и общественной стабильности, и общественной свободе; очевидно, что если православные и "либералы" вместо осознания реальных проблем сосредоточатся исключительно на взаимном конфликте, то это, возможно, будет способствовать лишь тому, что и те и другие будут исключены из общественно-политической жизни страны. Реальные пути православно-правозащитного сотрудничества должны быть, по нашему мнению, такими:

1) взаимодействие в информационной сфере, обмен информацией;

2) противодействие национал-религиозному экстремизму;

3) совместная работа, направленная на то, чтобы усилия государства по борьбе с так называемым национальным и религиозным экстремизмом не приводили бы к нарушению и неоправданному ограничению гражданских прав.

Поэтому есть два пути. Либо намертво вцепиться в мертвые словосочетания и сгинуть с ними в обнимку, не думая о том, что случится после. Либо вспомнить о том, что за словами должно все же стоять что-то настоящее. Очень, очень хочется надеяться, что у большинства правозащитников все же немного общего с приснопамятной Ниной Андреевой, которая так гордилась своей неспособностью отказаться от мертвых слов. В конце концов, за страну, по большому счету, ответственны именно мы - те, к чьему голосу способны прислушаться многие.



[1] О взаимодействии Фонда Эффективной Политики с группой РПАЦ (т.н. Русская Православная Автономная Церковь см., например: Волынский А. Зачем разыгрывают "суздальскую карту" // Евразийский вестник. 2002. № 19.