На круги своя

Пока неизвестно, какие последствия будет иметь встреча папы Римского и патриарха Кирилла в далекой перспективе, но если она хоть как-то поспособствовала заключению перемирия в Сирии и, тем более, если это перемирие приведет к миру, то, на мой взгляд, уже можно сказать, что дело того стоило. Однако в результате церковь оказалась в весьма уязвимом положении, которое в дальнейшем может стать еще более уязвимым.

 

Встреча с папой, как это ни удивительно, несмотря на отмечаемый многими сугубо христианский язык принятой на Кубе декларации, судя по всему, разбередила в патриархе Кирилле навыки советского церковного функционера. Во всяком случае, «язык молитвы» и «дух Божий» были тут же отставлены в сторону, и уже в интервью каналу Russia Today (RT) буквально через несколько дней после встречи патриарх заговорил на языке партийного протокола: им с папой, «на самом высоком уровне», требуется «выработать общее понимание того, где мы и куда мы идем. Во-первых, как христианская семья и, во-вторых, как человеческая цивилизация».

 

Склонность к идеологизированию проявилась у церковных руководителей не сегодня — они грешат этим с начала 2000-х, когда митрополит Кирилл (тогда еще митрополит, глава Отдела внешних церковных связей) напечатал в «Независимой газете» статью «Норма веры как норма жизни» с подзаголовком «Проблема соотношения между традиционными и либеральными ценностями в выборе личности и общества». Уже по той статье было видно, что Священного писания владыке явно недостаточно (и как его не понять: который век и какие люди бьются-бьются, а толку пшик!), ему очень хочется создать некий умозрительный конструкт, который поможет активизировать процесс наращивания у церкви мускулов. С начала 2000-х Московская патриархия начала проявлять очевидные признаки беспокойства из-за своей «оставленности» властью и нащупывала пути сближения. Для этого требовалось ввести идеологические искания в определенное, четко обозначенное русло: спасение, жизнь вечная — все это на рынке государственных услуг не котировалось; «традиционные ценности» имели какие-то, впрочем, тогда еще весьма смутные, перспективы.

 

Русло несколько раз менялось. Сначала это была «православная цивилизация», которая осталась практически невостребованной. Чуть успешнее оказалась «русская цивилизация» — власть к тому моменту уже тоже разлюбила либеральные ценности и искала новый цементирующий раствор для общества. Позже возник «русский мир», который пришелся как нельзя более кстати, хотя общество вместо «скреп» получило глубокую травму, от которой еще долго будет приходить в себя. Мимо «солидарного общества», заявленного последним Всемирным русским народным собором как новая желательная цель, пока удалось проскочить, поскольку на повестку дня встал более жгучий вопрос — борьба с терроризмом. Эта тема была затронута и в кубинской декларации: папа и патриарх призвали мировое сообщество сплотиться, чтобы «покончить с насилием и с терроризмом, и одновременно через диалог содействовать скорейшему достижению гражданского мира». Не знаю, что понимает под «сплочением» папа Римский, но вот патриарх Кирилл в том же интервью RT изложил свое видение вопроса довольно подробно. Что побуждает террористов брать в руки оружие? В том числе «развитие человеческой цивилизации, которое, к сожалению, сегодня включает в себя отказ от Бога — от божественного, нравственного закона», убежден патриарх. Стало быть, для того чтобы победить терроризм, «нам всем нужно стать другими». Необходимо добиваться «глобального нравственного консенсуса» на основе нравственного чувства человека, которое заложено в человеческую душу Богом. «Нам нужно договориться об этих общих нравственных ценностях и на основании этого консенсуса строить общую глобальную цивилизацию».

 

Итак, перед нами очередная идеологема — теперь уже не «русская», а «глобальная цивилизация». Патриарх Кирилл хотел бы вывести процесс десекуляризации, не без трудностей запущенный в России, на международный уровень, «предотвратить дехристианизацию современного общества» и вернуть христианам подобающее им место в общественном пространстве. При этом патриарху, судя по всему, кажется, что в России «нравственный консенсус» уже достигнут. Во всяком случае, 6 марта на освящении открывшегося при МГИМО храма в своем напутствии будущим дипломатам глава церкви, в частности, сказал: «В сегодняшней ситуации защита России есть защита веры, защита православной веры, христианской веры…». Возникает вопрос: а что же другие верующие и неверующие — их нет или их можно не защищать?

 

На самом деле патриарх не так кровожаден, как может показаться, всему виной стремительно возрождающаяся советская матрица церковно-государственных отношений. В советские годы главной задачей РПЦ на мировой арене была борьба за мир. И Русская церковь, «вместе со всем передовым человечеством», разоблачала ложь идеологов войны, срывала «маски лицемерия и ханжества с преступного лица международных разбойников с большой дороги». Сегодня перед ней не менее важные задачи — борьба с терроризмом, защита христиан по всему миру. В тактике есть некоторые перемены: нас уже не призывают срывать маски, а «всего лишь» «стать другими». Неважно, что человек, неспособный «стать другим» ради Христа, вряд ли станет другим, чтобы показать пример террористу. Важно, что этот месседж открывает богатые возможности для новых государственных заказов. Заметим, что до сих пор скорее власть черпала из идеологических закромов патриархии. Встреча с папой, которая, по мнению многих обозревателей, могла бы еще долго не состояться, если бы не интересы власти — вожделенное членство в международной коалиции против ИГИЛ — стала, возможно, первым таким заказом.

 

Пока церковь вынуждена исправлять ошибки режима, рассорившегося с международным сообществом, и ей это неплохо удается, нет оснований беспокоиться за ее судьбу. Но в дальнейшем ведь могут быть и другие заказы.

Советская матрица отказов не предусматривала. Принятые в 2000 году Основы социальной концепции РПЦ содержат положение о возможности гражданского неповиновения церкви, в случае если власть понуждает верующих к чему-то богопротивному. Однако гораздо актуальнее для нынешнего момента зафиксированное в той же концепции недовольство принципом отделения церкви от государства, который воспринимается как «результат антиклерикальной или прямо антицерковной борьбы, хорошо известной, в частности, из истории французских революций». Церковная свобода может не устоять перед натиском неосергианства.