Религиовед Константин Михайлов прокомментировал для Центра «Сова» опубликованный в конце апреля меморандум Всемирного русского народного собора (ВРНС) о «борьбе с русофобией».
За последние три года риторика светских лидеров и большинства медиа-фигур значительно изменилась: гимны «модернизации» сменились на оды консерватизму. В этом изменчивом политическом море заявления ВРНС остаются островком стабильности. Сейчас в них можно прочесть почти то же самое, что и в прошлые годы. Это и рассуждения о России, как особой цивилизации, и страх перед пересмотрами событий Второй мировой - в старых документах это называлось «фальсификацией истории».
Это отсутствие изменений связано, однако, не столько с неизменностью позиций членов Собора, сколько с тем, что у них нет никакой необходимости подстраиваться под ситуацию. Напротив, эта ситуация подстраивается под них. Еще в начале 2010-х мало кто за пределами церковной ограды прислушивался к меморандумам ВРНС, а всерьез их не воспринимал, кажется вовсе никто. Но теперь они привлекают куда больше внимания. Отчасти дело, конечно, в провокативности формулировок - делающей, кстати, честь их составителям, которые наверняка ставили перед собой задачу оказаться на первых полосах. Но гораздо важнее то, что решения ВРНС теперь дают возможность заглянуть в будущее и посмотреть, какой будет официальная политика светских властей через пару лет. ВРНС не выдумывает ничего нового. В каждом их документе непременно найдется цитата если не из патриарха и президента, как в обсуждаемом, то из кого-то калибром поменьше. Но эти чужие соображения участники и «эксперты» Собора доводят до логического предела. Там, где В.В.Путин скажет о «поднимающем во многих регионах голову фашизме», спикеры ВРНС договорят: не где-нибудь, а в Донбассе, не просто поднимают голову, а устраивают геноцид. В общем, весьма вероятно, что официальные спикеры, связанные дипломатическими условностями, имеют в виду примерно это же. Но странный статус ВРНС, временами едва ли не шутовской, а временами совершенно официальный, позволяет его членам проговаривать и разъяснять детали. Это разъяснение - необходимая часть идеологического механизма, нужная для создания фона. Без этого фона недоговоренности первых лиц перестанут быть ясными их адресатам. Нужно, чтоб кто-то десять раз проговорил «Донбасс», и тогда, когда в одиннадцатый раз президент и патриарх скажут «кое-где», все поймут, о каком кое-где идет речь.
Второе важное измерение Меморандума - его откровенный конфликтный характер. Хотя заявления ВРНС и раньше не были образцом миролюбия, в них все же редко содержались прямые обвинения. Теперь же речь идет о проступках «влиятельных фигур, ответственных за выработку политического курса страны». Это многозначительный эпизод, который, однако, не прояснен и едва ли может быть прояснен до тех пор, пока официальные светские власти не готовы будут полностью порвать с опытом 90-х годов.
Все остальное - интонации, фактические ошибки (так, скажем, авторы считают, что термин «мракобесие» был впервые взят «на вооружение организаторами антирелигиозных гонений и репрессий 20-30-х годов XX века», забывая весь опыт антиклерикализма XIX века), ссылки на сомнительные научные работы с одной стороны и искренние попытки поставить болезненные для участников Собора вопросы с другой, - продолжает традиции официальных заявлений Собора последних лет. Важно, однако, что за всеми этими рассуждениями при их провокативной форме и иногда странном содержании кроется определенная и глубоко эмоциональная позиция. В этом смысле участники ВРНС не только проговаривают за власть то, что она пока не может озвучить, но и подталкивают ее к тем решениям, которые кажутся естественными консервативной части российского общества. Едва ли можно считать Собор органом, представляющим эти позиции - он для этого слишком мал и нерепрезентативен. Но смотреть на него, как на лакмусовую бумажку, отражающую настроения консервативных кругов, стоит. Особенных изменений мы при этом, конечно, не увидим - но на то они и консерваторы, чтоб твердо стоять на одних позициях.
