Сергей Бурьянов. Свобода совести. Отношения государства с религиозными объединениями

Тема отношений Российского государства с религиозными объединениями в настоящее время является наиболее острой. Актуальность вопроса обуславливается, с одной стороны, зависимостью реализации прав человека в сфере свободы совести вообще и формирования соответствующей законодательной базы, в частности, от отношений государства с религиозными объединениями, а с другой - активными (начиная с 2001 г.) попытками создания концепции отношений Российского государства с религиозными объединениями (с учетом законопроектов, регулярно вносимых в Государственную Думу и направленных на законодательное закрепление государственных конфессиональных предпочтений).

Кроме того, в конце 2002 г. в ходе работы научно-практического семинара "Северная столица - перекресток духовных традиций", заведующая кафедрой религиоведения РАГС при Президенте РФ О.Ю. Васильева сообщила о том, что идет работа над новой концепцией государственно-религиозных отношений. По словам Васильевой, новый проект "не будет реанимацией старого документа", подготовленного кафедрой религиоведения РАГС в 2001 г., так как ориентирован на решение задачи противодействия государства религиозному экстремизму. В случае если указанная концепция будет принята, она составит основу научного обоснования политики государства в данной сфере и, возможно, сформирует базу для изменения законодательства о свободе совести [1].

В указанном контексте крайне важно рассмотрение соотношения таких категорий, как "свобода совести" и "отношения государства с религиозными объединениями" с целью определения современного состояния, доминирующих тенденций, приоритетов и перспектив в данной сфере.

В 2001 г. были разработаны и обнародованы [2] два проекта: "Концептуальные основы государственно-церковных отношений в Российской Федерации" (кафедра религиоведения РАГС при Президенте РФ) и "Концепция государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями в Российской Федерации" (разработан региональной общественной организацией "Институт государственно-конфессиональных отношений и права" и Главным управлением Министерства юстиции РФ по г. Москве в лице заместителя начальника Главного управления В.Н. Жбанкова).

Как известно, проект кафедры религиоведения власть в лице Администрации Президента отвергла, а некоторые конфессиональные лидеры и вовсе заклеймили как атеистический, богохульный и т.д. [3]. Похожая участь постигла и второй вышеназванный проект [4].

Ряд исследователей отметили, что эти проекты хотя и были представлены как альтернативные, на самом деле одинаковы по сути [5]. Общим местом обоих проектов является противоречащая Конституции РФ идея введения понятия "традиционные религиозные организации" в правовое поле России. Элементы конфессиональных предпочтений, закрепленные в неработающей в нормативном смысле преамбуле ФЗ "О свободе совести и о религиозных объединениях", заинтересованные круги пытались наполнить реальным содержанием и оформить сначала в виде "специальной" концепции отношений государства и религиозных объединений, а затем в форме законопроектов.

14 мая 2002 г. депутат Государственной Думы А. Чуев подготовил очередной, третий, проект ФЗ "О социальном партнерстве государства и традиционных религиозных организаций в Российской Федерации". Два предыдущих законопроекта назывались "О традиционных религиозных организациях в Российской Федерации" и были презентованы 5 февраля и 21 марта 2002 г. В основу законопроекта "О социальном партнерстве государства и традиционных религиозных организаций в Российской Федерации" легла старая идея о необходимости введения критериев "традиционности" и соответственно понятия "традиционная религиозная организация" в правовое поле РФ [6].

30 декабря 2002 г. депутат С. Глазьев в Государственную Думу внес законопроект "О социальном партнерстве государства и религиозных организаций в целях сохранения национальных духовных традиций и обеспечения социальной защиты населения России". Социальное партнерство (в областях образования, СМИ, укрепления национальной безопасности и правопорядка, в международной сфере и др.) предполагается только с религиозными организациями, "сохраняющими и развивающими в своей деятельности исторические и духовные традиции народов Российской Федерации, имеющими статус традиционных". К традиционным религиозным организациям, по тексту законопроекта, "относятся Русская Православная Церковь [7], а также ислам и буддизм в местах традиционного компактного расселения мусульманских и буддистских общин".

Как правило, сторонники идеи введения традиционности [8] при обосновании якобы непротиворечия специального выделения "традиционных религиозных организаций" конституционной норме о равенстве религиозных объединений перед законом прибегают к рассмотрению соотношения категорий юридического и фактического равенства. Очевидно, что декларация юридического равенства далеко не всегда является гарантией равенства фактического, и некоторые конфессии, называемые "традиционными", исторически находятся в преимущественном положении. Однако отказ даже от юридического равенства откроет путь к административному произволу (и без того ставшему обыденным явлением), но уже на "узаконенных" основаниях.

Следующая часть вышеупомянутого обоснования связана с апелляцией к международному опыту. Здесь следует отметить, что далеко не всякий международный опыт идеален и соответствует условиям России как государства многонационального, поликонфессионального и посттоталитарного. И, увы, не всякий международный опыт является прогрессивным, в полной мере соответствующим нормам международного права и реалиям современности, а значит, достойным подражания.

Во многих демократических странах Западной Европы исторически существуют государственные конфессиональные предпочтения. Однако со времен Просвещения, и в основном со времени вступления в силу Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, доминируют следующие тенденции: подчиненность государству заменяется автономией конфессий, а привилегированное положение - равенством всех религиозных объединений.

В США Церковь отделена от государства. Причем если в свое время Т. Джеферсон был обеспокоен тем, что отсутствие отделения Церкви от государства может привести к неоправданному господству главенствующей религии, то Р. Уильямс видел в этом отделении защиту Церкви от коррупции. Говоря о международной практике, можно сделать вывод, что в демократических странах она направлена на строгое ограничение возможности государственного вмешательства во внутреннюю жизнь религиозных объединений, или, по крайней мере, имеет такую тенденцию. Показательно, что Швеция приняла решение отделить Церковь от государства после многих веков слияния. На фоне отечественных реалий в это трудно поверить, но инициатором отделения явилась Церковь!

Аномалией относительно общих тенденций является Франция. В мае 2001 г. французский парламент, несмотря на протесты многих конфессий и общественности, принял закон, направленный якобы против "сект", а на самом деле против религиозной свободы вообще.

Наличие в некоторых демократических государствах некой переходной модели государственно-конфессиональных отношений позволяет оправдывать исторически сложившиеся государственно-конфессиональные отношения с элементами государственных конфессиональных предпочтений, несмотря на конституционные принципы светскости государства и равенства религиозных объединений. Эти модели конфессиональных предпочтений позволяют в очень значительной мере использовать конфессии в политических целях, что отнюдь не прибавляет легитимности демократическим процедурам смены власти. Вследствие этого Европа была и остается театром политических войн с ярко выраженным этноконфессиональным характером (Ольстер, Балканы и др.).

Выделение "традиционных религиозных организаций" нарушит не только конституционную норму об отделении религиозных объединений от государства и их равенстве перед законом (ч. 2 ст. 14 Конституции РФ), но и еще ряд взаимозависимых конституционных норм, которые каждому гарантируют свободу совести (ст. 28), равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, убеждений (ч. 2 ст. 19).

Вместе с тем свобода совести, равенство прав человека и гражданина независимо от отношения к религии, отделение религиозных объединений от государства и их равенство наряду с иными средствами защиты человека, общества от идеологического господства любых доктрин и структур выступают также в качестве основы любого правового демократического государства, поставившего своей целью построение открытого гражданского общества.

Провозглашение свободы совести (юридического измерения свободы мировоззренческого выбора, системообразующего права в системе прав человека) большинство отечественных и зарубежных правоведов относят к важнейшим завоеваниям человечества. Они признают, что свобода совести является неотъемлемым компонентом общечеловеческих ценностей, основных демократических прав и свобод человека.

Правовые основания свободы совести и ее границы содержатся в ряде международных правовых документов, среди которых прежде всего следует выделить Всеобщую декларацию прав человека (1948 г.), послужившую моделью при определении стандартов прав человека для новейших конституций, принятых во многих странах мира, в том числе и в Российской Федерации; Международный пакт о гражданских и политических правах (1966г.); Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод (1950 г).

В соответствии со ст. 18 Всеобщей декларации прав человека "Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных порядков" [9].

Конституция РФ подтвердила в качестве правовой основы такие цивилизованные нормы, как светскость государства, равенство граждан вне зависимости от их отношения к религии и равенство религиозных организаций.

В то же время в связи с тем, что на протяжении длительного исторического периода многие мировоззренческие вопросы рассматривались исключительно с позиций религиозного миропонимания и морали, юридическое понятие свободы совести приобрело более узкий смысл - как право индивида самостоятельно решать вопрос, руководствоваться ли ему в оценке своих поступков и мыслей поучениями религии или отказаться от них.

В реальной законотворческой и правоприменительной деятельности это привело к подмене декларируемого права каждого индивида на свободу совести правами верующих в их институциональном выражении. Соответственно, значение формирования правового механизма реализации права на свободу совести сводится к "специальному" регулированию деятельности религиозных объединений.

В свою очередь указанные подмены, собственно, и привели к зависимости от отношений государства с религиозными объединениями не только реализацию идеалов религиозной свободы (и соответственно прав верующих), но и свободу мировоззренческого выбора каждого. От этих отношений зависит и формирование соответствующей законодательной базы.

Теоретически отношения государства с религиозными объединениями определяются как "совокупность исторически складывающихся и изменяющихся форм взаимосвязей между институтами государства и институциональными религиозными образованиями (религиозными объединениями, религиозными партиями, религиозными движениями, международными конфессиональными центрами), одна из составных частей внутренней и внешней политики государства. В их основе лежат представления о месте религии и Церкви в жизни общества и государства на определенном этапе развития" [10].

В последнее время очень часто приходится слышать, причем и от высокопоставленных государственных чиновников, о государствообразующей роли православия. Действительно, введение византийского варианта христианства повлияло на становление российской государственности. Варианта, при котором личность с ее правами отходила на второй план.

С начала XVIII в. господствовавшая в Российской империи православная Церковь была частью государственного аппарата и фактически выступала в качестве официальной идеологии, а члены Синода и епископат назначались императором по представлению обер-прокурора Синода. Как следствие, дореволюционная система отношений Российского государства и религиозных организаций характеризуется правовым неравенством конфессий. Согласно

Своду законов Российской империи все исповедания располагались на четырех иерархических уровнях, каждому из которых соответствовал свой объем прав, привилегий и ограничений. Внеисповедное состояние государством не признавалось, а деятельность по распространению атеистических взглядов подвергалась уголовному преследованию.

Таким образом, законодательство Российской империи не признавало свободы веры как таковой и смотрело на нее главным образом с точки зрения задач национальной политики, что сыграло значительную роль в крайнем обострении политической ситуации в России, приведшей к социальным взрывам в 1917 г.

Характерно, что Временное правительство не пошло на отделение Церкви от государства ввиду острого политического характера данного акта и неспособности серьезно реконструировать механизм власти в России. Святейший же Синод уже 9 марта 1917 г., т.е. через неделю после отречения царя, призвал "Божье благословение" на Временное правительство.

23 января 1918 г. был принят Декрет СНК РСФСР "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви" (первоначально в проекте он назывался "О свободе совести, церковных и религиозных обществах"), ознаменовавший собой начало советского периода отношений государства и религиозных объединений. Советское правительство еще до принятия Декрета расформировало "духовное ведомство", прекратило выдачу государственных средств на содержание Церкви, уволило всех священников из армии и т.д.

Отношения Советского государства с религиозными организациями всецело подчинялись текущим потребностям господствующей идеологии и характеризовались прагматичным использованием последних в политических целях.

С принятием Всемирной декларации прав и свобод человека началась новая эпоха в формировании правовых гарантий реализации прав человека. Именно с этого периода отношения демократического государства с религиозными объединениями должны считаться производными от декларируемых принципов свободы совести и строго им соответствовать.

С учетом отечественной специфики для России новая эпоха началась, по крайней мере, с момента принятия Конституции РФ в 1993 г. Конституция как Основной закон страны является первичной юридической базой для развития всех отраслей права и нормативных правовых актов, в том числе и в области свободы совести и отношений государства с религиозными объединениями.

В то же время приходится констатировать, что новая эпоха в Российской Федерации не нашла адекватного отражения, а "исторические" государственно-конфессиональные отношения и сегодня продолжают жить своей жизнью, делая своими заложниками вышеупомянутые принципы, составляющие основу конституционного строя России.

В результате Российская Федерация вплотную подошла к разложению концепции светского государства, все больше переориентируясь на концепцию православного государства и возрождение "особых" отношений с РПЦ на основе реанимирования опыта дореволюционного прошлого России, что было воспринято частью общества как некий рецидив "имперской политики".

Источником жизнестойкости самодовлеющих отношений государства с религиозными объединениями являются: с одной стороны, политические интересы властных групп, заинтересованных в использовании религии для манипулирования общественным сознанием и своем освящении, а с другой - встречные интересы конфессий, которые, как правило, устремляются за пределы религиозных свобод (равенство, отсутствие дискриминации) в лоно государственных экономических предпочтений.

Лидеры многих конфессий не устают заявлять, что они чуть ли не самые "традиционные", что хотят такой же "симфонии" в виде льгот и государственной поддержки и заключения таких же договоров о сотрудничестве с государственными структурами, что и МП РПЦ. О том, может ли религия, стоя с протянутой к государству рукой сохранить независимость от власти, не превратившись в ее придаток, быть "голосом совести" в обществе и вообще выполнять свое предназначение, говорить как-то не принято.

Слабая теоретическая разработанность является общим фоном, определяющим самодовлеющий характер отношений государства и религиозных объединений. Фактически правовое регулирование в области свободы совести базируется на некорректных с юридической точки зрения принципах, не имеющих четких правовых критериев, и соответствующем понятийном аппарате, частично заимствованном из теологии, а потому заведомо не годном. Свобода совести подменяется свободой вероисповеданий, права человека - правами объединений, религия - идеологией и в результате приоритет права - приоритетом политики, интересами "элит".

На основании исследования, проведенного автором, можно сделать следующие выводы.

- В современной России реализация декларируемых конституционных прав в области свободы совести находится в глубоком, системном кризисе (охватившем все уровни, на которых она формируется, - науку и образование, законотворчество, правоприменение), в значительной мере обусловленном зависимостью от отношений государства с религиозными объединениями.

- Отношения государства с религиозными объединениями и вероисповедная политика в РФ в значительной мере подчинены интересам властных групп и не вполне соответствуют Конституции РФ.

- Современные попытки юридического разграничения религиозных объединений на "традиционные - нетрадиционные" фактически означают возврат к дореволюционной практике разделения исповеданий по иерархическим уровням.

- Вызывает серьезные сомнения корректность самой постановки проблемы формирования концепции государственно-конфессиональных отношений относительно задач реализации конституционных принципов и особенно в контексте перспектив формирования гражданского общества.

- "Специальные" государственно-конфессиональные отношения не имеют перспективы. У светского демократического правового государства, поставившего в качестве цели построение открытого гражданского общества, тем более многонационального и поликонфессионального, вообще не должно быть никаких "специальных" отношений с религиозными организациями, а следовательно, и концепций этих отношений (не говоря уже о неком "специальном" партнерстве только с "традиционными религиозными организациями").

- Отношения демократического правового государства, поставившего в качестве цели построение открытого гражданского общества, должны строиться с религиозными объединениями на общих с иными общественными некоммерческими объединениями правовых основаниях (тем более что первые являются разновидностью вторых).

- Поиск здоровых форм сотрудничества между государством и религиозными объединениями связан с формированием законодательства о свободе совести, направленного на разграничение религии и политики в правовом поле, несмотря на то, что исторически они тесно связаны.

Сращивание власти и религии не несет блага ни государству, ни обществу, ни религиозным объединениям. Более того, "специальное" выделение "традиционных религиозных организаций" и соответственно усиление финансовой и иной поддержки, а заодно и контроля со стороны государства, в итоге ослабит духовные позиции этих организаций и даже может привести к их вырождению в придаток власти, как это уже было в истории России.

Сегодня характер отношений государственных структур с религиозными объединениями определяет не только реализацию свободы совести, но и во многом будущее гражданского общества в России, ее место в формирующемся глобальном сообществе.



[1] В рекомендациях научно-практической конференции "Государство и традиционные религиозные объединения. Концептуальные основы взаимоотношений на примере Центрального федерального округа", состоявшейся 25 января 2002 г. под эгидой Полномочного представителя Президента РФ в ЦФО Г.С. Полтавченко, говорится, что совершенствование российского законодательства о религиозных объединениях и гарантиях реализации свободы совести и свободы вероисповедания должно развиваться в направлении выработки законодательной базы для широкого партнерства между государством и религиозными объединениями. (См.: Государство и религиозные объединения. Материалы научно-практической конференции (25 января 2002 г.). - М., 2002. - С. 132.

[2] Оба проекта были размещены на совместном интернет-сайте РОО "Институт государственно-конфессиональных отношений и права" и кафедры религиоведения РАГС www.State-religion.ru, а затем опубликованы в газете "НГ-Религии" (2001. - 27 июня, 22 авг.).

[3] 29 сентября 2001 г. Председатель Центрального духовного управления мусульман России муфтий Т. Таджуддин заклеймил проект религиоведов РАГС как "антиисламский и богохульный". По его мнению, "авторы проекта делают прямые нападки на мусульман России с обвинениями их в экстремизме и стремлении достичь свои корпоративные интересы с помощью политических игр". Далее муфтий сказал, что "в тексте преобладают поверхностные, искаженные представления об исламе, которые будут препятствовать отношениям между государством и мусульманами нашей страны". В заключение он сделал вывод, что "никогда в России не будет эффективно действовать какая-либо концепция или закон, если они исполнены пренебрежения к мусульманам России, если не учитывают их взглядов, а разработанный "религиоведами" РАГСа текст именно такой".

[4] Сипко Ю. Две концепции и семь принципов. Российские баптисты об альтернативных проектах церковно-государственных отношений // НГ-Религии. - 2001. - 10 окт.

[5] Бурьянов С.А., Мозговой С.А. Цели и методы религиозной политики. Нужна ли России концепция отношений государства с религиозными объединениями? // НГ-Религии. - 2001. - 24 окт.; Бурьянов С.А., Мозговой С.А. Государственно-конфессиональные отношения И тенденции трансформации Законодательства о свободе совести // Юридический мир. - 2001. - N 12.

[6] Депутат А. Чуев предлагает законодательно закрепить разделение религиозных объединений (которые по Конституции РФ равны) на: традиционные религиозные организации России - зарегистрированные централизованные религиозные организации, действующие на территории РФ не менее 85 лет, состоящие из местных организаций, действующих на территории более 10 субъектов РФ, и признанные в соответствии с настоящим Федеральным законом неотъемлемой частью исторического, духовного и культурного наследия народов России; региональные традиционные религиозные организации - зарегистрированные централизованные или местные религиозные организации, действующие на территории отдельных субъектов РФ не менее 85 лет и признанные неотъемлемой частью исторического, духовного и культурного наследия народа, проживающего на территории субъекта РФ.

В качестве отношений социального партнерства между государством и традиционными религиозными организациями г-н Чуев определяет весь комплекс взаимодействий между органами государственной власти и традиционными религиозными организациями, направленных на социальное, духовное, культурное и нравственное оздоровление общества и находящихся в сфере регулирования ФЗ "О социальном партнерстве государства и традиционных религиозных организаций в Российской Федерации".

Соответственно предметом регулирования законопроекта в случае принятия должны стать правоотношения, возникающие в связи с приобретением и реализацией статуса традиционной религиозной организации, а также правовое регулирование отношений социального партнерства государства и традиционных религиозных организаций.

[7] Далее РПЦ, МП (Московская Патриархия) РПЦ.

[8] См., напр.: Куницын И. Конфессиональные приоритеты вероисповедной политики // Закон и право. - 2002. - N 4; Куницын И. Ввод в законодательство России понятия "традиционная религиозная организация" // Закон и право. - 2002. - N 6.

[9] См.: Религия и закон. - М., 1996. - С. 5.

[10] Государственно-церковные отношения в России (опыт прошлого и современное состояние). - М., 1996. - С. 4.


Опубликовано: журнал "Закон и право" №9, 2003.