"Политическое православие" как путь воцерковления российского политического сообщества "в парадигме Последнего времени"

Сетевой публицист Егор Холмогоров продолжает начатый им ранее разговор о "политических религиях".

По его словам, возрождение православия в России в настоящее время "происходит... именно в парадигме Последнего времени. Это означает, что Православие осознается как особенность, выделяющая данное человеческое сообщество, данную цивилизацию из среды других сообществ. Она требует сецессии от других сообществ, для которых Православие таким определяющим фактором не является (здесь и далее выделено автором. - Ред.).

Между делом автор критикует занимающихся проблемой политического православия "исследователей-грантополучателей", которые слишком озабочены маргинальными тенденциями: "Тот образ "политического Православия", который конструируется исследователями-грантополучателями, носит откровенно ангажированный характер, берутся наиболее маргинальные, искаженные и вторичные формы осуществления политического Православия. Именно их выдают за феномен в целом, и далее делаются заявления, нацеленные на внесение конфликта между политическим Православием и, в первую очередь, с церковной иерархией, а, во вторую, с государством. Иерархии пытаются внушить, что речь идет о политических спекулянтах, которые угрожают ее, иерархии, прочному положению, авторитету, да при этом еще и являются по сути еретиками. Государство же стремятся натравить на политическое Православие как на форму религиозного и национального экстремизма".

Однако, продолжает Е. Холмогоров, "даже при наличии такого искаженного образа политического Православия и существования достаточно нестройных и плохо организованных групп "политических православных" и иерархия, и государство прислушиваются к ним куда больше, и исходят (и в негативном и в позитивном смысле) из факта существования подобных групп. Связано это, как ни удивительно, с ощущением исторической тенденции, которая благоприятствует именно политическому Православию. И в деятельности Церкви политический элемент начинает проявляться все более отчетливо. Да и государство мечется от модернистских догматов "светского государства" к попыткам опереться на Православие как на политический фактор. Однако государству мешает, во-первых, неопределенность, отсутствие идеологической и политической четкости в современном русском Православии, а, во-вторых, некоторые системные ошибки, совершенные в начале оформления политического Православия как идеологии и общественного движения".

Далее автор дает свое определение понятия "политическое православие". По его словам, "это формирование конкретной политической позиции на основании догматики, канонов, нравственного и аскетического учения, истории и историософии Православной Церкви". Т.е., другими словами, "под политическим Православием или православной политикой" понимается, "посильное человеку использование специфических политических средств для реализации специфических политических целей, которые заповеданы Богом через Священное Предание Православной Церкви". При этом главным критерием для определения того, что можно считать политическим православием, а что нельзя, становится "соответствие или несоответствие Церковному Преданию".

После этого Е. Холмогоров определяет основные "императивы политического Православия". Во-первых, заявляет он, необходимо добиваться "интеллектуальной гегемонии" православия и принятия российским политическим сообществом "православной идентичности как базовой, как определяющей его мировоззренческие цели, внутренний этикет и долгосрочные эсхатологические цели". Более конкретно - добиваться "самоотождествления русской политической нации как нации православной".

Во-вторых, "политическое православие" должно стать идеологией "русской национальной государственности". В связи с этим автор говорит о "православной геополитике", которая "включает в себя две составляющих. Первое, — это геополитика Третьего Рима, России как Удерживающего. В этом качестве она должна ставить те геополитические задачи, которые необходимы для укрепления положения России как великой державы, осуществляющей в мировой системе роль силы, сдерживающей установление мирового порядка, равного мировому беззаконию. <...> Второе, — это специфическая православная геополитика, геополитика Византизма. Она должна быть подчинена цели установления православного политического порядка и восстановления инфраструктуры спасения на тех территориях, население которых максимально подготовлено к массовому, социально организованному "прорыву к спасению", то есть там, где Православие является не конфессией среди конфессий, членство в которой осуществляется в строго индивидуальном порядке, а системным фактором идентичности. Эта православная геополитика включает в себя и идею православной миссионерской экспансии, осуществляемой на тех направлениях, где эта экспансия может принести добрый плод".

В-третьих, на высшем, "метаисторическом и эсхатологическом" уровне "<политическое> Православие мыслит себя как конкретная, посюторонняя и потусторонняя сила, противостоящая "тайне беззакония", то есть силе и духу антихриста в многообразии их проявлений. Православие как социальная среда, как цивилизационное сообщество, является оградой и, в то же время, орудием Церкви в деле спасения людей и задача этого сообщества в том, чтобы до последних времен выполнять эту миссию в максимально полном масштабе".

Единственной альтернативой политическому православию в данном понимании (как пути воцерковления всего российского политического сообщества) Е. Холмогоров считает "идеологию "православного партизанства", то есть принятие нынешнего внецеркового положения общества как единственно возможного и не допускающего изменений, и, соответственно, "выживание" в качестве православных лишь поодиночке и малыми группами". Однако эту идеологию он отвергает, так как "она не обеспечивает ни надежности пути спасения, ни сколько-нибудь обширного доступа к нему, в то время как Православие как историческая сила предполагало и предполагает как обращенность к народам, к сообществам, а не только к единицам, так и оформление надежных, далеких от анархизма и случайности, церковных средств спасения".

"Политическое оформление Православия, православная государственность, - заключает Е. Холмогоров, - не фетиш ревнителей "Константиновой эры", а настоятельная необходимость, поскольку сам общественный характер Православия, сама идея Церковности нацеливает на создание широкой общественно-политической структуры. Православная государственность, — это не языческий культ, или же необязательный довесок к Церкви, а пространство, в котором наиболее эффективно осуществляется церковность. И поэтому, после разрушения прежней православной имперской государственности Осевого времени необходимо осуществление нового политического проекта для Последнего времени".