Лоренс Юзелл рассматривает особенности церковно-государственных отношений в современной России. В настоящий момент, по мнению исследователя, в отношениях между Церковью и государством установилась стабильность. Президент достиг всего, что ему требовалось в данной области: "У него нет необходимости заковывать верующих в цепи, ибо они у него уже на поводке".
Никто из представителей "традиционных" религиозных организаций не выступает с критикой действий власти. Государство же, в свою очередь, "усиливает дискриминацию религий, определяемых как зарубежные, даже если эти вероисповедания на самом деле имеют глубокие корни в истории России до прихода к власти большевиков".

Более того, зачастую государство прямо вмешивается в решение внутриконфессиональных вопросов. Так, например, накануне проведения Освященного Собора Русской Православной Старообрядческой Церкви будущие участники Собора начали получать повестки из ФСБ. Сотрудники спецслужб интересовались мнением старообрядческих священников о Русской Православной Церкви Московского Патриархата, кандидатурах на патриарший престол РПСЦ и высказывали свои рекомендации, за кого следует голосовать. Старообрядцы предпочли действовать по собственному разумению. В итоге, считает Л.Юзелл, в настоящее время существует опасность, что если старообрядцы станут "конкурентоспособными" по отношению к РПЦ МП, государство начнет дискриминировать и старообрядческую, наиболее "русскую" Церковь. "Чем меньше конфессия сотрудничала с прежним советским режимом, тем более вероятно, что она будет подвергнута репрессиям в нынешнее время", - делает вывод автор.

Несмотря на то, что закон "О свободе совести" 1997 года был направлен на регулирование деятельности иностранных организаций, на практике он создал гораздо больше трудностей для российских религиозных меньшинств: "Власти уделяли выполнению положений закона меньше сил, чем продолжению российской давней практики приглашения гостей в ущерб собственным гражданам". Кроме того, негативные отклики на этот закон со стороны Запада убедили российских чиновников, что для западных миссионеров следует создавать более благоприятные условия, чем для отечественных меньшинств.

Однако по мере уменьшения экономической зависимости от Запада, Россия стала меньше считаться с мнением зарубежных коллег. В итоге "зарубежные и отечественные религиозные меньшинства теперь занимают примерно равное положение в России, но не потому, что отечественные организации ощущают большую свободу, чем в 1990-х, а потому, что свобода иностранных миссионеров ограничена".
Л.Юзелл приводит данные ведущего специалиста США по протестантизму в России Марка Эллиотта: осенью 2003 года стало известно о как минимум 84 случаях высылки из России членов зарубежных религиозных организаций с 1997 по 2003 гг. В их число входят 54 протестанта, 15 мусульман, 7 католиков, 3 буддиста, 3 мормона, 2 Свидетеля Иеговы, однако это неполные сведения.

Особая ситуация с католическими священнослужителями. В 2002 году их было выслано пятеро, причем впервые в числе выдворенных из страны оказался епископ. "Начиная с сентября 2002 г. ни один католический священник не был вынужден покинуть Россию против собственной воли, но вместе с тем ни один из высланных ранее не получил разрешение вернуться в страну", - отмечает исследователь. Кроме того, повсеместно католики сталкиваются с отказом вернуть принадлежащие им культовые здания и препятствиями в получении виз.

Показательно, что сам В.Путин в то время, как чиновники на местах создают препятствия для нормальной деятельности католиков, во время зарубежных поездок демонстрирует доброжелательное отношение к Католической церкви и желание способствовать урегулированию проблем между Ватиканом и РПЦ. Л.Юзелл акцентирует внимание на разделении функций: "Разоблачения католической агрессии в России исходят от Патриархата, в то время как конкретные меры, ограничивающие деятельность католиков, исходят со стороны государства".

Особо отмечается отношение государства к православию. Большинство чиновников, по мнению ученого, "желают, чтобы Православие стало новой государственной идеологией: не классическое Православие - учение Святых Отцов, но его искаженная версия, которая превыше всего ставит национализм и статичность". В настоящее время это невозможно по причине высокого уровня секуляризации российского общества: лишь 2-3% граждан "являются по-настоящему православными, серьезно исповедующими свою веру". Из этих людей крайне сложно создать влиятельное политическое движение, лоббирующее религиозные интересы.

Одновременно ряд ключевых ведомств заключил соглашения с Московской Патриархией, обеспечив православным священникам доступ в тюрьмы и воинские части. Мусульмане и протестанты лишены такой возможности.

Л.Юзелл критически относится к деятельности российских правозащитных организаций, которые "зашли слишком далеко в критике Православия; они поощряют не просто свободу религии, но свободу от религии по французской модели". "Несмотря на то, что Россия во многих отношениях является постхристианским обществом, политических сторонников предельного разделения Церкви и государства по французскому образцу еще меньше, чем тех, кто поддерживает теократию", - отмечает исследователь. Большинство населения страны испытывает симпатию к православию как к "символу национальной самобытности".

Нарушения религиозной свободы в России "носят не идеологический, а бюрократический характер: государство не стремится проникнуть в душевные тайники своих граждан, но побуждает и даже субсидирует одних религиозных лидеров, чьи публичные заявления находятся в согласии с его собственной политикой, вместе с тем оттесняя других", - считает Л.Юзелл. В целом же, по его мнению, государство так и не смогло выработать системных подход к решению религиозных проблем.