"Круглый стол" по проблемам христианской политики в МГИМО

12 февраля в Центре МГИМО "Церковь и международные отношения" по инициативе портала "Религия и СМИ" прошел "круглый стол" на тему "Христианская политика". В заседании приняли участие: А.Б. Зубов (МГИМО, доктор ист. наук, профессор), А.В. Щипков ("Религия и СМИ", канд. филос. наук), А.В. Шестопал (МГИМО, доктор филос. наук, профессор), В.Р. Легойда (МГИМО, канд. полит. наук), А.И. Кырлежев (РАГС, член Богословской комиссии РПЦ МП), А.В. Журавский (РАГС, канд. ист. наук), К.Н. Костюк (Фонд К. Аденауэра, канд. полит. наук), С.В. Медведко (ГД, канд. филос. наук).

А.Б. Зубов посвятил свое выступление базовым принципам христианской политики. Он подчеркнул, что ее непременным условием является наличие фигуры политика-христианина, личные нравственные убеждения которого имеют особое значение. При этом А.Б. Зубов отметил, "что христианский политик - не клерикал. Он не защищает любой ценой церковь как общественно-политический институт, как организацию. Он не является представителем Русской Православной церкви в парламенте. Он ходит в церковь, он молится и исповедуется, может являться членом какой-то общины, но в тоже время он свободен как политик".

(Заметим в скобках, что более полный текст выступления А.Б. Зубова был ранее опубликован в "Церковном вестнике". На эту статью откликнулся пресс-секретарь СПГ Кирилл Фролов, который не согласился с проведенным А.Б. Зубовым разграничением между понятиями "христианский политик" и "клерикал". По мнению К. Фролова, "невозможно быть христианским политиком, не будучи церковным политиком, то есть церковником, клерикалом... <...> ...Христианский политик не может отделять себя от Церкви, не может не защищать ее позиции и интересы. Слова "клерикал", "церковник" - правильные и почетные".)

А.В. Щипков проанализировал причины "исчезновения христианско-демократического движения с политической карты России" к 1996 г. По его мнению, здесь решающую роль сыграли: во-первых, "отсутствие в России христианско-демократической политической традиции"; во-вторых, "отсутствие собственной идеологической доктрины"; в-третьих, "отсутствие социальной базы"; в-четвертых, "отсутствие поддержки со стороны главенствующей церкви - РПЦ МП".

А.В. Шестопал обратил внимание на различия в подходах к религии и политике в России и на Западе. По его словам, "у нас христианская демократия в партийном понимании особых шансов не имеет (если не брать незначительные меньшинства ориентирующиеся на западные ценности). Как может сложиться христианская демократия в нашем варианте? Это демократия в Церкви - соборная демократия. Это тот путь, который был определён нашей историей. Наше общество как гражданское общество, как демократическое общество с достоинством человека, с его активностью может складываться в Церкви и вокруг Церкви".

В.Р. Легойда отметил "некоторую условность" выражения "христианская политика". По его словам, "сфера политики, будучи частью сферы культуры как таковой, не может быть догматизирована. Иными словами, не может быть универсальной христианской (православной, католической, протестантской) политики в том смысле, в каком существует христианская догматика". Поэтому, считает В.Р. Легойда, "правильнее... говорить о государственной политике в странах с христианской культурой, исламской культурой, буддийской культурой и т.д.". По его мнению, "здесь гораздо больше вопросов, чем ответов и, если говорить о практической пользе подобных разговоров, то следует вести речь о конкретных практических шагах, которые могут осуществляться в конкретной культурно-исторической ситуации. Всё остальное будет либо не имеющим никакого отношения к жизни рассуждением, либо сознательным искажением идей, которые провозглашаются политиками или представителями конфессий".


А.И. Кырлежев говорил о VIII Всемирном Русском Народном Соборе. По его словам, "это внешнеполитический проект, который предложила РПЦ и на который откликнулось государство. Он не касается внутренней политики политиков и партий, но это совершенно откровенная заявка церкви как институции в лице её институциональных лидеров на активное участие во внешней политике России". "Интересно, - заметил тут же А.И. Кырлежев, - что во всех документах - и в приветствии со стороны государственных деятелей, и в докладах церковных деятелей, и в заключительном документе - лексика практически одинаковая. Единственно, в докладе министра иностранных дел хотя и есть параллели, но всё-таки он говорит на другом языке". А.И. Кырлежев также обратил внимание на то, что в материалах собора говорится не о единстве православных церквей и общин во всем мире, не о собственно церковном единстве, а, "наоборот, предлагается геополитический проект. Получается очень интересно. Православный мир (с точки зрения собственно церковной) разделяется, потому что "православная цивилизация", "православный мир" - это территории православных стран, т.е. стран, где православие является титульной, исторически доминирующей религией. Но все остальные территории, где православие было когда-то такой религией, а теперь является меньшинством или диаспорой, оказывается за пределами "православного мира", понятого геополитически".

А.В. Журавский попытался дать определение того, что такое христианская политика. По его мнению, "это некий феномен, который по своей аксиологии - христианский, в сфере своего существования и развития - общественный, а в инструментах - политический". При этом он особо подчеркнул, "что необходимо различать христианские партии и Церковь. То, что преследуется христианскими партиями - политическая власть, не может быть преследуемо Церковью, которая в сфере политики должна оставаться, прежде всего, моральным, а не политическим авторитетом. Различие между политикой Церкви по отношению к обществу и государству, и политикой религиозных (христианских) партий, наверное, заключается в том, что Церковь ясно ощущает и осознает онтологический барьер между собой и государством". Хотя, заметил А.В. Журавский, "сегодня в России не может быть легальной христианской политики, потому что главный институт политической мобилизации, консолидации и активности - партии, не могут быть созданы по религиозному принципу", все же, "это не отменяет возможной активности отдельных политиков с христианским мировоззрением. Как не отменяет и опосредованного морального и социального влияния Церкви на общество и государство". Важным симптомом в этом смысле ему кажется все более активное и все более сознательное использование представителями политической элиты религиозной риторики - "терминов христианской политики". За "легитимацией религиозной риторики", считает А.В. Журавский, последует и "легитимация религиозных смыслов".

К.Н. Костюк подчеркнул в своем выступлении парадоксальность сочетания христианской веры и политики, а также недостижимость абсолютной гармонии в отношениях между этими двумя сферами: "в конфликте веры и политики мы встречаемся с колоссальным напряжением - внутренним, духовным, и снять напряжение - это значит скорее впасть в соблазн, чем найти решение. Как бы ты не пошел, чтобы снять напряжение, ты попадешь в ловушку". Западная традиция христианской демократии - это, считает К.Н. Костюк, один вариант, предполагающий упор на политической составляющей; "восточный способ решения парадокса христианской политики" - "отставить политику в сторону, а упор сделать на христианство" - предложил, по его мнению, в своем выступлении А.Б. Зубов. Оба варианта, с точки зрения К.Н. Костюка, - ошибочны, а "лучшим выходом" было бы "просто не снимать напряжение и не порождать никакие соблазны". По его словам, "если просто представить "в лицах" осуществленные реальные формы того, как это сегодня может воплотиться, как это напряжение будет снято: в форме ли политики исламской или православной - все эти формы религиозно и конфессионально окрашенной политики заведомо неприятны". Поэтому он предложил "разговор о христианской политике оставить в рамках богословского, этического разговора, в рамках дискуссии верующих, а не самих политиков".

С.В. Медведко привлек внимание к проблеме востребованности христианской политики со стороны различных государственных и общественных сил. В этой связи он выделил четыре аспекта, или "четыре заказа": государственный, экономический, иностранный, социальный. Ни одного из них, считает С.В. Медведко, в России не существует. "Государственный заказ" в настоящее время "выражается только в интересе, скорее в поддержке Церкви как некоторого легитимизирующего органа, который своим духовным авторитетом укрепляет власть". При этом "активное вовлечение религии в политику маргинализирует и политику и религию". Что касается "экономического заказа", то "у нас не так много "спонсоров" политических проектов - это или все то же государство или олигархи". Нет и "иностранного заказа": "...игроки-иностранцы никак себя не заявляют в нашем электоральном поле. Они не участвуют даже в простых выборных процедурах". (Правда, заметил С.В. Медведко, "вскользь можно упомянуть, пожалуй, только исламский политический заказ, но это тема для отдельной дискуссии".) Если же говорить о "социальном заказе", то "думские выборы 2003 года очень хорошо показывают, что народ очень чётко разделяет "Богу Богово, а кесарю кесарево". И не хочет эти две вещи смешивать. <...> Когда мы говорим об электоральных мотивациях, не надо слишком преувеличивать их уровень среди нашего населения". И потому "политики сейчас иногда оказываются более христианскими, чем их электорат".