Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства в первой половине 2010 года

РЕЗЮМЕ

НОРМОТВОРЧЕСТВО

ЗАПРЕТ МАТЕРИАЛОВ СТАНОВИТСЯ ОСНОВНЫМ РЕПРЕССИВНЫМ МЕХАНИЗМОМ :
Федеральный список и проблема доступа к информации : Федеральный список и ограничения свободы совести

ИНЫЕ НЕПРАВОМЕРНЫЕ САНКЦИИ :
Преследование политической оппозиции и общественных активистов : Антиэкстремистские преследования СМИ : Абсурдное применение антиэкстремистского законодательства

Центр «СОВА» впервые представляет доклад по этой теме не за целый год. Ранее тематика «неправомерного антиэкстремизма» включалась в квартальные доклады. Но в 2010 году структура докладов была изменена: мы выпустили доклад о радикальном национализме и смежных вопросах за полгода, а все, что относится к злоупотреблению антиэкстремистскими мерами, выносим теперь в отдельный доклад. Соответственно, здесь рассматриваются события и тенденции января-июня 2010 года. События июля - начала сентября привлекались по мере необходимости, в связи с развитием наметившихся сюжетов.

В этом докладе мы исходим из тех же посылок в анализе «неправомерного антиэкстремизма», что и в докладе за 2009 год [1].

РЕЗЮМЕ

В 2010 году неправомерное применение антиэкстремистского законодательства развивалось по уже много раз отмеченным нами в предыдущие годы направлениям. Это были: ограничение свободы совести, преследование общественных активистов и политической оппозиции, давление на СМИ, имитация антиэкстремистской деятельности в виде преследования деяний, формально подпадающих под определение «экстремистской деятельности», но общественно не опасных.

Наибольшие возможности для злоупотреблений продемонстрировали в этом полугодии юридически неточные и никак не разъясненные формулировки законодательных актов, а именно понятие «социальная группа» и ненасильственный сепаратизм.

Основным инструментом для неправомерного антиэкстремистского преследования в 2010 году стал Федеральный список экстремистских материалов. Причем люди и организации страдают не только от заведомо неправомерных запретов (как это происходит с представителями ряда религиозных групп), но и просто от плохого качества списка, не позволяющего идентифицировать значительную часть запретных материалов.

Впрочем, применяются (хотя и не в таком объеме, как обращение к Федеральному списку экстремистских материалов) и остальные инструменты антиэкстремистского преследования — от массового изъятия «на экспертизу» тиражей оппозиционных изданий до предупреждений за публикации и действия, направленные на критику властей. Практика эта доходит до абсурда, что само по себе является мощным фактором дискредитации как всего антиэкстремистского законодательства, так и отдельных, вполне обоснованных по сути, «антиэкстремистских» дел. Результат — дезориентация общества в отношении правомерности применения законодательства о противодействии экстремизму.

НОРМОТВОРЧЕСТВО

Первая половина 2010 года принесла несколько законопроектов, так или иначе связанных с темой антиэкстремизма.

Наибольшую дискуссию вызвал законопроект о расширении полномочий ФСБ, внесенный Правительством в апреле 2010 года. Законопроект предусматривал внесение изменений в КоАП и Закон «О ФСБ».

Первоначальная редакция закона не оставляла сомнений в том, что едва ли не единственной его целью являлось запугивание политической оппозиции, поскольку меры, предусматриваемые законом, явно были направлены не на тех, кто практикует терроризм или расистское насилие. По замыслу разработчиков, ФСБ получало право выносить предостережения физическим лицам «о недопустимости действий, вызывающих возникновение причин и создающих условия для совершения преступлений, дознание и предварительное следствие по которым отнесено законодательством Российской Федерации к ведению органов федеральной службы безопасности, при отсутствии оснований для привлечения к уголовной ответственности». Предполагалась публикация предостережений в СМИ, штраф и административный арест тех, кто эти предостережения проигнорировал. И такие меры выглядели просто как откровенное запугивание. Практически не предусматривалась возможность оспорить правомерность действий ФСБ.

Ко второму чтению проект был изменен. В него было внесены право обжалования предостережений в судебном порядке, и исчезла возможность публиковать предостережения в СМИ. Административное наказание за неподчинение сотрудникам ФСБ не распространяется на игнорирование профилактических предостережений. Однако даже в измененном виде расширение полномочий ФСБ чревато чрезмерным усилением давления на граждан, организации и СМИ. Кроме того, вынесение предостережений со стороны ФСБ, оперативного и следственного органа, нарушает логику существующего законодательства, в котором надзорные функции принадлежат только прокуратуре. Тем не менее, за июль законопроект прошел все стадии рассмотрения и 29 июля 2010 г. стал законом.

Довольно широко в первой половине 2010 года обсуждалась «антиэкстремистская» законодательная инициатива Мосгордумы — законопроект «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации». Документ в очередной раз требовал ужесточения наказания за преступления ненависти, выведения дел по расистскому насилию из ведения суда присяжных и введения административной ответственности для СМИ за упоминание этничности в криминальной хронике. В том или ином виде подобные инициативы неоднократно появлялись в последние годы. В частности, вопрос о запрете упоминания этничности в криминальной хронике, практически в последний момент появившийся в итоговом тексте законопроекта, есть не что иное, как благополучно похороненный в недрах Государственной Думы законопроект московских думцев 2007 года. Дискуссия, связанная с этой позицией, также повторяла дискуссию трехлетней давности: подобное ограничение, с одной стороны, легко преодолимо, с другой — явно ведет к ограничению свободы выражения и сокрытию от общества значимой информации (например, о расистских нападениях). Что же касается идей ужесточить наказания за преступления ненависти и вывести эти преступления из юрисдикции судов присяжных, то, как и практически все подобные инициативы, они основаны на ложных представлениях законодателя о недостаточной жесткости УК (в то время как суды просто не используют репрессивный потенциал УК в полном объеме) и о каком-то особенном расизме присяжных (что никак не подтверждается анализом правоприменительной практики).

Провалились попытки оспорить выведение из ведения суда присяжных преступлений, связанных с террористической деятельностью (такое решение принял Конституционный суд в апреле 2010 года), и получить разъяснения юридического понятия «социальная группа», размытость которого влечет за собой расширение неправомерных антиэкстремистских преследований.

С запросом по «социальной группе» в КС обратился один из подсудимых по такому делу Роман Замураев, обвиняемый в возбуждении ненависти к «социальным группам» «люди, не присоединившиеся … к так называемой Армии воли народа» и «представители органов государственной власти», однако суд отказал ему в рассмотрении запроса по формальным основаниям и добавил, что не видит в формулировке ст. 282 УК правовой неопределенности. И хотя иск Замураева, возможно, был подан неправильно, по существу с позицией КС явно невозможно согласиться [2].

Важным позитивным шагом по преодолению неправомерного применения антиэкстремистского законодательства стало постановление Пленума Верховного суда России «О практике применения судами закона РФ “О средствах массовой информации”» от 15 июля 2010 г. В нем, наконец, в пользу СМИ были разрешены практически все спорные вопросы, ставящие масс-медиа под угрозу неправомерного антиэкстремистского преследования:

  • ответственность за цитирование ксенофобных высказываний;
  • ответственность за публикации сатирических, юмористических и нереалистических материалов, в которых обыгрывается «экстремистская» тематика;
  • ответственность за комментарии телезрителей (в том числе и в «бегущей строке»), высказывания участников прямого эфира и комментарии на интернет-форумах СМИ [3].

Вскоре с учетом этого документа был утвержден приказ Роскомнадзора, регламентирующий практику вынесения антиэкстремистских предупреждений СМИ за высказывания на форумах. Действие приказа распространяется на все зарегистрированные СМИ, имеющие интернет-версии или интернет-страницы.

Предполагается, что при обнаружении на интернет-форуме высказываний, которые сотрудник Роскомнадзора оценивает как экстремистские, этот сотрудник направляет в соответствующее СМИ обращение с просьбой убрать некорректный комментарий или отредактировать его. Документ отправляется в двух экземплярах — по электронной почте, с уведомлением о прочтении, и по факсу, которые указаны в регистрационных документах издания и на его сайте. Время отправления обращения фиксируется в соответствии с инструкциями по делопроизводству.

На выполнение требований Роскомнадзора отводятся одни сутки, после чего ведомство выносит соответствующее предупреждение.

Главным недостатком этой инструкции, безусловно, является именно время, выделенное на исправление выявленных замечаний: по контексту приказа оно исчисляется не со времени получения обращения адресатом (причем не просто СМИ, а лицом, принимающим решение — главным редактором, его заместителем и т.п.), а со времени его отправки. В такой ситуации сутки выглядят крайне жестким, а возможно, и неисполнимым сроком. Особенно, если учесть, что многие редакции не работают в ежедневном режиме (тогда как интернет-сайт функционирует круглосуточно).

Конкретизация этого пункта инструкции и увеличение спорного срока позволили бы оградить ведомство от обвинений в стремлении оказывать неправомерное давление на СМИ.

ЗАПРЕТ МАТЕРИАЛОВ СТАНОВИТСЯ ОСНОВНЫМ РЕПРЕССИВНЫМ МЕХАНИЗМОМ

Мы уже неоднократно обращались к проблемам пополнения и качества Федерального списка экстремистских материалов и отсутствия механизмов реализации запрета на распространение этих материалов [4].

В первой половине 2010 года Федеральный список сам по себе на глазах становился одним из главных инструментов неправомерных антиэкстремистских репрессий. Едва ли не большая часть таких репрессий в это время связана именно с апелляцией правоохранительных органов к Федеральному списку. А ведь объем списка так велик, а качество так низко, что Министерство юстиции (являющееся, напомним, лишь техническим регистратором судебных решений) уже не способно без ошибок фиксировать поступающие материалы и отражает некоторые судебные решения в списке по два раза (на сегодняшний день таких дублей в списке два), не считая дублирующих друг друга решений разных судов.

Федеральный список и проблема доступа к информации

Здесь необходимо выделить две проблемы, не связанные с собственно обоснованностью запретов тех или иных материалов.

Во-первых, речь идет о качестве библиографического описания материалов, занесенных в список. Значительную часть материалов просто невозможно идентифицировать. Последним примером такого некачественного обновления стало внесение в список нескольких позиций, в общей сложности включающих в себя более 300 (!) материалов под наименованиями «13ng.jpg; 14s.jpg; 15ng.jpg; 13760081zi8.jpg» и т.п. [5]

Примеры репрессивных действий правоохранителей, связанных с невозможностью идентифицировать материал из списка, хотя и немногочисленны, но есть.

В частности, в скандальном решении суда Комсомольска-на-Амуре от 16 июля 2010 г., ограничившем доступ к крупнейшим интернет-ресурсам из-за единичных «экстремистских» материалов, доступ к порталу YouTube был ограничен из-за того, что на нем был размещен некий ролик «Russia for Russians». Прокуратура Комсомольска-на-Амуре посчитала, что это — тот самый ролик, который был еще в ноябре 2009 года запрещен одним из самарских судов, и потребовала закрытия доступа к нему. На сегодняшний день на портале можно найти не менее двух роликов под названием «Russia for Russians» — один из них рекламный ролик неонацистов, второй — англоязычный репортаж «Голоса Америки» о проблеме ультраправого насилия в России. Еще один ролик, содержание которого нам неизвестно (по адресу, указанному в иске прокуратуры Комсомольска-на-Амуре), удален. Мы не знаем, каким образом прокуратура доказывала в суде, что именно этот, последний из трех роликов, и есть экстремистский материал из решения Самарского суда (доказательства эти либо не были приведены вовсе, либо не нашли отражения в судебном решении). Однако даже если поверить прокуратуре и даже если можно было бы возложить исполнение решение самарского суда на администрацию YouTube (это реально, но не просто), то как администрация портала должна была догадаться, о каком именно ролике идет речь, если вся информация о нем в Федеральном списке выглядит следующим образом: «488. Видеоролик «Russia for Russians», размещенный на сайте в сети Интернет (решение Самарского районного суда г. Самары от 19.11.2009 и определение Самарского районного суда г. Самары от 19.11.2009)»?

Во-вторых, по-прежнему отсутствует механизм реализации запрета на распространение материалов, признанных экстремистскими.

Еще раз вспомним то же решение суда в Комсомольске-на-Амуре. Прокуратура требовала ограничить доступ интернет-пользователей к четырем конкретным страницам, на которых ею были обнаружены экстремистские материалы (уже упоминавшийся ролик и три публикации «Майн Кампф»). Требование это возникло из-за того, что все публикации располагались на зарубежных хостингах и добиться их удаления прокуратура не смогла (а, скорее всего, и не пыталась). Нам неизвестно, возможно ли было бы технически удовлетворить требование прокуратуры по ограничению доступа к конкретным страницам. Впрочем, суд разбираться в этом не стал и потребовал ограничить доступ ко всем четырем ресурсам целиком, что и вызвало скандал, так как под запрет попали крупнейшие интернет-порталы. Фактически, под предлогом ограничения распространения экстремистских материалов суд ограничил доступ к огромному количеству материалов, экстремистскими не являющимися [6].

То же самое произошло в случае с печально известным 58-м томом энциклопедии издательства «Терра», в котором была опубликована статья о Чеченской республике, признанная экстремистской Грозненским судом в апреле 2010 года. После вступления судебного решения в силу судебные приставы начали изымать книгу из продажи, а также из библиотек (что само по себе является нарушением закона), вероятно, с целью последующего уничтожения тиража. Таким образом, под запрет де-факто попала не только статья, занимающая 0,3 % от общего объема тома, но и все остальные вошедшие в него тексты.

И такие, хотя и менее скандальные, случаи, когда при запрете одного фрагмента фактически из обращения изымалось целое (книга, сайт, газета), уже не единичны.

По-прежнему актуальной остается проблема хранения и доступа к экстремистским материалам с научными целями, то есть в библиотеках. Еще в 2009 году мы указывали на существование прямых противоречий между антиэкстремистским законодательством и комплексом законов, обеспечивающих деятельность библиотек (в первую очередь, профильного закона «О библиотечном деле»): библиотеки не могут отказать читателю в выдаче материала, не могут скрыть наличие этого материала в фонде. Библиотеки-депозитарии обязаны принимать обязательные экземпляры изданий в соответствии со своей спецификой и при дальнейшем признании этих изданий экстремистскими ни при каких условиях не могут изъять их из фонда (на заре 90-х, когда разрабатывались библиотечные законы, эта норма, безусловно, вводилась из-за того, что свежи еще были воспоминания об изъятии материалов по политическим мотивам и об утрате больших объемов исторических источников).

Проблема эта осознается всеми заинтересованными ведомствами, однако никаких шагов по ее решению мы не наблюдаем до сих пор (весной 2010 года провалилась попытка временно урегулировать проблему путем принятия межведомственного приказа, регламентирующего ряд спорных вопросов). Де-факто на сегодняшний день библиотеки сами, на свой страх и риск вынуждены решать проблему хранения и выдачи материалов, признанных экстремистскими, вырабатывая соответствующие ведомственные инструкции [7]. Эта позиция тем более достойна уважения, что антиэкстремистские предостережения библиотекам были и остаются неисчерпаемым ресурсом для наращивания прокурорской антиэкстремистской статистики, то есть фактически для имитации антиэкстремистской деятельности.

Претензий, предъявляемых библиотекам прокурорами, по сути, две: наличие в фонде экстремистского материала и отсутствие в библиотеке Федерального списка экстремистских материалов, а то и его свежей версии (список между тем в среднем пополняется трижды в месяц и в «бумажном» виде в настоящее время занимает около 50 страниц). Из-за непрозрачности отчетности прокуратуры мы традиционно не знаем общего количества антиэкстремистских предупреждений, полученных библиотеками. Однако можно не сомневаться, что они исчисляются сотнями: только с начала 2010 года нам известно о сериях предупреждений, вынесенных в Оренбургской, Кировской, Нижегородской, Воронежской, Новосибирской, Волгоградской областях, Республиках Алтай, Северная Осетия, Тыва и Татарстан, Краснодарском и Алтайском краях.

Столь же неисчерпаемым источником наращивания антиэкстремистской статистики являются соответствующие предупреждения образовательным учреждениям (в первую очередь общеобразовательным школам) за то, что на школьных компьютерах стоят фильтры, не обеспечивающие в полной мере запрета интернет-доступа к материалам, признанным экстремистскими.

У ситуации с интернет-фильтрами имеет два специфических аспекта, помимо упомянутой выше проблемы идентификации материала, признанного экстремистским.

Во-первых, до середины 2009 года Минюст использовал как норму (а затем в отдельных случаях) довольно странную практику: при запрете интернет-материала (сайта) его URL в федеральном списке искажался, то есть де-факто в список вносился совсем другой материал, нежели запрещенный судом. Было ли это самостоятельным «творчеством» чиновников Минюста, «чтобы не смогли посмотреть, что это», или же URL искажался в самом тексте судебного решения, нам неизвестно. Однако вне зависимости от причин такого искажения никакие фильтры не могут ограничить доступ к сайту, если он указан неправильно.

Во-вторых, еще в марте 2008 года Рособразование снабдило все российские школы пакетами лицензионного программного обеспечения, в которые входила и программа контентной фильтрации доступа в интернет (призванная, в частности, отсекать «экстремистские» и порнографические сайты). Через короткое время выяснилось, что эта программа явно не справляется с поставленной задачей, и по всей стране на школы посыпались соответствующие антиэкстремистские предупреждения. Местные чиновники и руководство школ, которые в принципе не могут исправить ситуацию без дополнительных финансовых затрат, а может быть, и вовсе не могут, несут дисциплинарную ответственность явно незаслуженно. Между тем на общефедеральном уровне фильтры, видимо, никто не улучшает. В результате только в первой половине 2010 года нам известно о сериях предупреждений в Мурманской, Оренбургской, Кировской, Ивановской, Архангельской, Московской, Ленинградской, Свердловской областях, Республиках Калмыкия и Карачаево-Черкесия, Камчатской крае. В целом же счет «школьных» предупреждений также идет на сотни, если не на тысячи.

Федеральный список и ограничения свободы совести

Если ограничения права на доступ к информации связаны в основном с техническими недостатками как всего механизма запрета, так и Федерального списка как такового, то не следует забывать, что неправомерный и необоснованный запрет материалов после попадания их в Федеральный список становится поводом для реальных репрессий.

В первую очередь это связано с материалами религиозных групп.

Преследования Свидетелей Иеговы

Наиболее масштабной и всеобъемлющей в первой половине 2010 года остается продолжающаяся уже более года кампания преследований Свидетелей Иеговы, которая получила новый импульс в декабре 2009 года после вступления в силу решения о признании экстремистской одной из их организаций (таганрогской). Нападения на последователей учения, акты вандализма в отношении их помещений, различные административные санкции как против организаций, так и против отдельных верующих исчисляются в 2010 году десятками. Преследования поддерживаются и зачастую провоцируются кампанией диффамации, развязанной в СМИ.

Серьезным элементом этой кампании является и «антиэкстремистская» составляющая.

После признания большого массива религиозных текстов организации экстремистскими Роскомнадзор в апреле 2010 года аннулировал разрешение на распространение в России журналов «Пробудитесь!» и «Сторожевая башня», которым централизованно занимался Управленческий центр Свидетелей Иеговы. При этом показательно, что в декабре 2009 года Верховный суд России отказался признать Управленческий центр Свидетелей заинтересованной стороной в процессе, связанном с запретом литературы, на очевидно абсурдном основании, что интересы Управленческого центра судебным решением о запрете текстов не затронуты.

Запрет базовой литературы Свидетелей Иеговы не мог не повлечь за собой развитие всех возможных практик антиэкстремистского преследования, связанного с распространением этой литературы.

Во-первых, органы прокуратуры продолжают выносить антиэкстремистские предупреждения местным религиозным организациям Свидетелей. За коллективное чтение запрещенных текстов или за их хранение и распространение в 2010 году были вынесены прокурорские предупреждения в Тульской и Липецкой областях, в Еврейской автономной области (где прокуратура пригрозила вообще приостановить деятельность организации).

Во-вторых, можно ожидать расширения преследования последователей учения по ст. 20.29 КоАП («Массовое распространение экстремистских материалов»). В 2010 году известно как минимум два таких эпизода: в Краснодарском крае и Татарстане (еще одно дело, в Ярославской области, было прекращено за отсутствием состава правонарушения). И, надо полагать, этим подобная практика не ограничивается. (По данным Управленческого центра Свидетелей Иеговы по состоянию на сентябрь 2010 г. было возбуждено 116 административных производств, из них 32 — по ст. 20.29 КоАП. При этом в большинстве случаев Свидетелям удается опротестовать административные преследования — с начала 2010 года привлечено к административной ответственности было всего 19 Свидетелей Иеговы.)

В-третьих, развивается практика уголовного преследования Свидетелей по ст. 282 УК. Пока ни одно из этих дел не дошло до суда. Как правило, они закрываются на стадии предварительного следствия, которое, однако, длится многие месяцы (например, в марте 2010 года в Свердловской области было закрыто уголовное дело против Ю. Ананьина, возбужденное в июне 2008 года). В первой половине 2010 года уголовные дела против Свидетелей по ст. 282 были возбуждены в Тамбовской, Омской и Челябинской областях. В Белгороде сотрудники правоохранительных органов с ноября 2009 года пытались возбудить уголовное дело против одного из Свидетелей С. Ищенко, и только после пятого (!) по счету отказа прокуратуры, вынесенного летом 2010 года, С. Ищенко был оштрафован за отсутствие «удостоверения миссионера» и «за приставание с целью навязывания религиозных убеждений» (на момент написания доклада известно, что административные санкции оспорены в суде).

Практически не поддаются учету случаи задержания верующих сотрудниками правоохранительных органов — только за весну 2010 года известно более полутора сотен таких задержаний, сопровождавшихся обысками, оскорблениями, принудительным дактилоскопированием и т.п. Не менее 20 из этих задержаний прямо мотивировались «антиэкстремистской» борьбой, и едва ли не 90 % случаев было связано с повышенным вниманием сотрудников правоохранительных органов именно к печатной продукции Свидетелей.

Преследования последователей Рона Хаббарда

В 2010 году началась кампания антиэкстремистского преследования последователей учения Рона Хаббарда — саентологов (до этого, напомним, у саентологических организаций также были проблемы в России, однако они не были связаны с обвинениями в экстремизме). И показательно, что началась она именно с запрета материалов.

26 марта 2010 г. городской суд Сургута (Ханты-Мансийский автономный округ) признал экстремистскими 28 наименований книг и иных материалов саентологов. В судебном решении нет никаких обоснований того, почему рассматриваемые материалы являются экстремистскими: суд полностью положился на мнение экспертов, а оценить качество самой экспертизы невозможно, поскольку документ не опубликован. Однако показательно, что в официальном пресс-релизе Сургутского городского суда указано, что эксперты «дали заключение о том, что представленные на исследование материалы недопустимы к распространению, так как подрывают традиционные духовные основы жизни граждан Российской Федерации» (выделение мое. — Г.К.) [8].

Для запрета 28 материалов, объем которых составляет несколько коробок, суду потребовалось всего одно заседание — то есть очевидно, что суд даже не пытался вникнуть в обоснованность выдвинутых прокуратурой претензий, а сторона ответчика на заседании просто не имела возможности высказаться, так как не была уведомлена о процессе [9].

К сожалению, остается неизвестным, вступило ли решение суда в силу. Скорее всего, нет, так как уже в апреле сургутские представители саентологов подали первые кассационные заявления. О том, что решение не вступило в силу, официально заявляло (в том числе и письменно) Министерство юстиции России. Одновременно права на кассацию (и, видимо, признания их заинтересованными лицами) добивались Московское представительство саентологов и владелец копирайта на литературу издательство Bridge Publication, которые изначально не были поставлены в известность о судебном процессе. В результате 13 июля 2010 г. решение Сургутского городского суда было полностью отменено судом второй инстанции. Но по стечению обстоятельств именно 13 июля все 28 материалов были внесены в Федеральный список. Были ли хоть какие-то основания у Минюста включать в Список материалы, решение по которым, по его же собственному заявлению, еще не вступило в силу, нам неизвестно.

В настоящее время суд о признании материалов экстремистскими не завершен (дело вернулось в суд только в августе, и дата нового разбирательства еще не назначена), однако материалы из Федерального списка не исключены, а против саентологов уже начались уголовные преследования (в частности, известно о возбуждении уголовного дела по ст. 282 по факту деятельности Центра дианетики в подмосковном Щелкове).

Иные религиозные группы

Ситуация с включением в Федеральный список материалов саентологов, по большому счету, идентична ситуации с материалами учения Фалунь Дафа, сложившейся в 2009 году (напомним, организации также удалось оспорить судебное решение, однако ее материалы до сих пор из Списка не исключены).

В конце 2009 — начале 2010 года, пока прокуратура пыталась оспорить свой проигрыш в суде, последователи Фалунь Дафа попытались через суд обязать Минюст исключить материалы из списка, но потерпели поражение. В декабре 2009 года Тверской районный суд Москвы, а затем в феврале 2010 года Мосгорсуд согласились с доводами Минюста, что он правомерно не изъял материалы из Списка, так как решение о таком изъятии якобы может быть принято только после окончания последнего процесса и вступления в силу его решения. Однако это обоснование представляется нам не просто надуманным, но и противоречащим практике самого Минюста, имевшейся к тому времени: ранее Минюст изъял из Списка антикришнаитскую листовку «Молодой гвардии “Единой России”», основываясь на судебном решении, которое к моменту изъятия не только не было окончательным, но даже не успело вступить в силу [10].

В первой половине 2010 года продолжилось и преследование представителей «нетрадиционных» мусульманских групп — в августе условным приговором завершилось уголовное дело по ст. 282 против сторонника «Нурджуллар» в Нижнем Новгороде. Его обвиняли не в участии в деятельности экстремистской организации (ст. 282.2 УК); а именно в распространении и популяризации книг и идей Саида Нурси (запреты и книг Нурси, и «Нурджуллар» мы считаем неправомерными).

ИНЫЕ НЕПРАВОМЕРНЫЕ САНКЦИИ

В 2010 году сохранились три основных направления неправомерного применения антиэкстремистского законодательства при помощи иных, нежели Федеральный список экстремистских материалов, инструментов, а именно:
  • антиэкстремистское давление на свободу совести;
  • антиэкстремистское давление на политическую оппозицию и общественных активистов;
  • антиэкстремистское давление на СМИ.

В первом направлении, помимо уже перечисленного выше, нельзя не упомянуть о завершившемся в первой инстанции многолетнем судебном процессе над организаторами выставки «Запретное искусство-2006» Юрием Самодуровым и Андреем Ерофеевым. 12 июля 2010 г. Таганский суд Москвы приговорил их к штрафам в 200 и 150 тысяч рублей соответственно, признав их виновными в возбуждении религиозной ненависти, совершенном с использованием служебного положения. Фактически же Ю. Самодуров и А. Ерофеев были осуждены за богохульство (как было сказано в решении суда, в результате действий организаторов выставки даже те верующие, которые ее не видели, «подверглись психо-травматическому воздействию» и «перенесли нравственные страдания»).

Стоит также упомянуть о расширении кампании преследования сторонников «Таблиги Джамаат», исламистской организации, запрещенной без достаточных оснований. Дела по ст. 282.2 УК («Участие в сообществе, признанном судом экстремистским») в 2010 году были возбуждены в Бурятии и Чите. В Чите в августе 2010 года стороннику организации был вынесен обвинительный приговор, правда, условный. В Самаре стороннику организации было вынесено антиэкстремистское предостережение.

Преследование политической оппозиции и общественных активистов

«Антиэкстремистское» давление на политическую оппозицию и общественных активистов в первой половине 2010 года в основном шло по трем линиям:
  • последствия неправомерного признания НБП экстремистской организацией;
  • преследования с использованием неясных юридических позиций в антиэкстремистском законодательстве, в частности, неопределенность в норме, касающейся территориальной целостности России;
  • возобновлении практики изъятия тиражей на «проверку на экстремизм».

Запрет организации как экстремистской, напомним, влечет за собой не только уголовную ответственность за попытки продолжать ее деятельность, но и различные санкции административного порядка: предупреждения СМИ за упоминания ими запрещенной организации без сообщения о том, что она запрещена, попытки запрета доступа к интернет-ресурсам, ассоциированным с запрещенной организацией, попытки признания ее материалов экстремистскими. В последние годы наиболее заметны последствия такого рода, связанные с запретом НБП (ранее «лидерство» удерживала «Хизб ут-Тахрир»).

В первом полугодии 2010 года было вынесено не менее двух приговоров нацболам по ст. 282.2 (без дополнительных обвинений) — это приговор Владимиру Акименкову в Москве и Дмитрию Исусову в Арзамасе. То есть оба они были осуждены не за какие-либо противоправные действия, совершенные от имени запрещенной НБП, а за сам факт того, что остались нацболами.

В июне в Екатеринбурге экстремистскими были признаны несколько текстов, распространяемых нацболами, хотя сами тексты никоим образом не соответствуют определению экстремистского материала, но зато содержат жесткую критику власти и призывы к милиции не подавлять выступления оппозиции. В ряде регионов прокуратура через суд добилась ограничения доступа к нацбольским сайтам.

И, как и прежде, от запрета НБП страдают не только сами нацболы, но и случайные люди и издания. Так, с начала года как минимум одна газета («Будь в курсе!», Ростов-на-Дону) получила предупреждение за упоминание НБП без должных оговорок.

Явным злоупотреблением следует считать предостережение, вынесенное прокуратурой Ростовской области лидеру регионального отделения организации «Молодая Европа» Константину Баранову. Оно было вынесено в феврале 2010 года за то, что К. Баранов в исследовательском докладе о ксенофобии в Ростовской области (а вовсе не в СМИ) указал координаты ростовских нацболов, взятые из открытых и общедоступных источников (сам доклад был выпущен тиражом 200 экземпляров и ориентирован прежде всего на сотрудников правоохранительных органов и активистов правозащитных организаций, заинтересованных в противодействии ксенофобии в России). По мнению ростовской прокуратуры, само по себе упоминание контактов запрещенной организации может вызвать к ней интерес молодежи и в будущем может способствовать нарушению статьи закона, запрещающей создание и деятельность организаций экстремистского толка [11].

Формулировки закона «О противодействии экстремистской деятельности» по-прежнему оставляют открытым вопрос, противозаконно ли само по себе любое высказывание, ставящее под сомнение территориальную целостность России. Напомним, пункт 1 закона, в котором дается определение экстремизма, первым же его элементом называет «насильственное нарушение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации». Грамматическое строение предложения таково, что можно заподозрить, что слово «насильственное» относится и к «нарушению целостности». Мы склонны полагать, что, к сожалению, не относится, так как если бы относилось, то слово «насильственное» должно было бы, по правилам русского языка, стоять во множественном числе.

Таким образом, у правоприменителя есть основания полагать, что экстремизмом является любая проповедь мирного изменения российских границ. Впрочем, единодушия в этой области нет.

Например, в апреле 2010 года было прекращено уголовное дело против пермского гражданского активиста Игоря Аверкиева, писавшего в своей статье 2009 года «Уйдем с Кавказа — станем свободней и крепче», что для России как государства лучше было бы предоставить независимость («отпустить») «непокорные» северокавказские республики, прежде всего Чечню. После годового раздумья правоохранительные органы Пермского края решили, что подобные призывы (которые, отметим, в 90-е годы, да и в начале второй чеченской войны были общим местом общественной полемики) не являются экстремистскими.

И совсем по-иному отнеслись правоохранители Карелии к листовкам, в которых один из жителей региона, Вячеслав Дрезнер, призвал к организации референдума по вопросу отделения Карелии от России или присоединения части карельских территорий к Финляндии. Листовки не содержали никаких призывов к насильственным действиям и мотивировались социальными претензиями к республиканским и местным властям, не способным обеспечить достойное качество жизни жителям ряда районов (проблемы отопления, водоснабжения и т.п.). Однако суд расценил это как публичные призывы к экстремистской деятельности, в январе 2010 года было возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 280, а в августе В. Дрезнер был приговорен к 100-тысячному штрафу.

Весной 2010 года возобновилась практика изъятия тиражей изданий для проверки их «на экстремизм» (напомним, после широкого применения этой практики в период федеральных выборов подобная деятельность постепенно сошла на нет). С начала 2010 года зафиксировано не менее трех случаев подобных изъятий (два в первой и один во второй половине 2010 года). Так, в мае 2010 года в Кемерово был конфискован тираж газеты «Советский Кузбасс»; в июне в Петербурге — тираж доклада Бориса Немцова и Владимира Милова «Путин. Итоги» (1 июля стало известно о том, что экстремизма в докладе найдено не было, но тираж так и не был возвращен представителям авторов доклада); а в сентябре был изъят тираж газеты «Химкинская правда жива».

Антиэкстремистские преследования СМИ

Неправомерные антиэкстремистские предупреждения СМИ в первой половине 2010 года по-прежнему развивались по тем основным направлениям, которые были отмечены в прежние годы.
  • Преследования, связанные с упоминанием НБП (см. выше).

  • Преследования за высказывания читателей на непремодерируемых интернет-форумах. Например, в июне прокурорское предостережение было вынесено владельцу сайта www.astrakhan.ru за комментарии читателей на форуме по поводу массовой драки, произошедшей в городе.

  • Преследование за критику властей в целом. Например, в мае предупреждение Роскомнадзора получила газета «Псковская Губерния» за публикацию «Об особенностях национального террора», в которой содержалась резкая критика политических властей России за неспособность предотвратить теракты, подобные взрывам в московском метро 29 марта 2010 г.

  • Преследования, связанные с цитированием тех или иных интолерантных высказываний, но отнюдь не с целью их поддержать, а напротив — чтобы выразить тревогу автора по поводу общественно значимых проблем. Роскомнадзор вынес предупреждение «Новой газете» за статью «Банда, агентство, партия. Кто такие “легальные националисты”», в которой рассматривалась проблема активности ультраправых организаций в легальном общественном поле. Явно неправомерное предупреждение получили и «Ведомости» за статью М. Кучерской «Вечные ценности. Провал коммуникации», в которой, при однозначном осуждении терроризма как такового, была предпринята попытка проанализировать мотивацию террористок-смертниц.

  • Преследования, связанные с неопределенностью понятия «социальная группа». Мы уже упоминали об отказе Конституционного суда разъяснить юридический смысл термина. И в отсутствие такого разъяснения «социальная группа» все чаще понимается как «профессиональная группа», а практика показывает, что эта норма закона применяется все чаще для пресечения критики милицейского произвола. Так, за статьи, критикующие милицию, были возбуждены уголовные дела по факту публикаций в газетах «Вечерняя Тюмень» (за два иронических текста, перепечатанных газетой из блога одного из местных анархистов) и «Вечерняя Рязань» (примечательно, что многочисленные попытки рязанских гражданских активистов привлечь газету к ответственности за постоянные агрессивные антисемитские публикации успехом не увенчались).

Количество таких предупреждений (и, тем более, уголовных дел) невелико, хотя их, очевидно, больше, чем нам известно, так как антиэкстремистская активность прокуратур, в отличие от деятельности Роскомнадзора, по-прежнему остается непрозрачной. И все же такое давление на СМИ, безусловно, влияет на общую ситуацию со свободой слова и на серьезное аргументированное, а не пропагандистское, обсуждение таких общественно значимых проблем, как расизм, ксенофобия, терроризм, компетентность властей, произвол милиции и т.д.

Пока неизвестно, как повлияет на сложившуюся практику упоминавшееся выше постановление Пленума Верховного суда России, рассмотревшего все эти спорные вопросы (кроме тех, что связаны с упоминанием запрещенных организаций) и, теоретически, серьезно ограничившего антиэкстремистский произвол по отношению к масс-медиа.

С одной стороны, уже после публикации решения Верховного суда были вынесены предупреждения и за комментарии читателей на форуме (сайт АПН), и за публикацию спорного, действительно ксенофобного материала для иллюстрации сообщения о требовании признать его экстремистским, то есть за предоставление возможности читателю самому оценить правомерность действий правоохранительных органов (портал «MySLO.ru» («Моя Слобода»)), и за уже упомянутую статью М. Кучерской в «Ведомостях».

С другой стороны, в сентябре 2010 года победой редакции завершился многолетний процесс по закрытию газеты «Черновик» за публикацию серии проблемных статей, посвященных активности северокавказских сепаратистов и некомпетентности и произволу правоохранительных органов в этой сфере. Возможно, на решение суда в пользу газеты повлияло и упоминавшееся постановление Пленума Верховного суда России.

Абсурдное применение антиэкстремистского законодательства

По-прежнему сохраняется практика абсурдного применения антиэкстремистского законодательства (формально соответствующего букве закона, но де-факто преследующего явно общественно не опасные проявления ксенофобии).

Так, например, неопределенность контекста запрета на демонстрацию свастики по-прежнему позволяет преследовать за использование свастики, например, в карикатурах. Так, в феврале в Пензе, а в июне в Перми были возбуждены дела по ст. 20.3 КоАП РФ («Публичное демонстрирование нацистской символики») в отношении активиста Левого фронта Сергея Падалкина и активиста КПРФ Сергея Андреянова за карикатуру, размещенную на сайтах их организаций, с изображением российского флага и аббревиатуры ЖКХ, в которой последняя буква представляет собой свастику [12], хотя совершенно очевидно, что подобный контекст предполагает не пропаганду нацизма, а критику политики властей в сфере ЖКХ (в Перми позже дело было прекращено за истечением срока давности).

Безусловно абсурдной является практика запрета как экстремистских текстов, пусть и ксенофобных по своему содержанию, однако явно нечитабельных для подавляющего большинства тех, кому эти тексты доступны. Наиболее ярким примером является запрет текстов брянского общества «Колоград», представляющих собой своеобразное досье на Дмитрия Медведева и Владимира Путина (признаны экстремистскими в январе 2010 года). В этих текстах утверждается еврейское происхождение Путина и Медведева и их «темная» (в мистическом смысле) сущность. В качестве иллюстрации можно привести такой отрывок: «ПУТИН Владимир Влидимирович ДОСЬЕ — ДОКАЗАТЕЛЬНАЯ БАЗА не легитимных и преступных деяний Сути (Сущего , Духа ) и Сущности (Души ) Господь Савао́ф (Кабаоф, «Господь Воинств»), в настоящее время находящейся в Существе (Организме, Субъекте ) Путин Владимир Влидимирович, которые вместе и одновременно в сфере абсолютно легитимной сфере Руси (Мира, БелСвета), внутри которой в сфере МетаГалактики Арагорн (она же Галактика Млечный путь), в звёздной системе Мирграда (она же — Соло или Солнечная система) на территории Планеты Да'Ария (она же — Шан, Тиджиек, Терра, Земля) на континенте Славия (он же Гандвана, Тартария, Азия, ЕвроАзия), Страны Русь (она же — Великая Русь, Российская Империя, РСФСР, СССР, РФ) исполняют функциональные обязанности — Председателя Правительства Российской Федерации — нелегитимной и преступной государственной власти Российской Федерации нелегитимного и преступного государства Российская Федерация самоименующего себя — Россия. Сущность формировалась в Тёмном секторе Галактики» (грамматика сохранена — Г.К.).

По нашему мнению, такой текст представляет интерес не для правоохранителя, а для психиатра, и запрет подобных «творений», как и вышеперечисленные преследования «за свастику», есть не что иное, как имитация антиэкстремистской деятельности.

Более того, такая практика более всего дискредитирует саму идею преследования пропаганды расизма, неонацизма и ксенофобии.

Это, в свою очередь, дает возможность дискредитировать даже вполне обоснованные дела по ксенофобной пропаганде или привлекать к себе внимание как к «жертве политического режима». Достаточно вспомнить историю с преследованием орловского нацбола Михаила Деева, осужденного в мае 2010 года по ст.ст. 282 («Возбуждение ненависти») и ст. 282.2 («Участие в организации, признанной судом экстремистской») за весьма ксенофобные антикитайские листовки. Но в общественном мнении осталось, что Деев пострадал за призыв «Долой самодержавие и престолонаследие!». На самом деле, этот призыв был расценен как экстремистский экспертами по делу Деева (что, конечно, может вызвать серьезные сомнения в качестве экспертизы в целом), но материалы, в которых использовался этот лозунг, в деле далее не фигурировали.

А в июле значительный резонанс вызвала история с якобы антиэкстремистским преследованием за комментарии во френдленте блога активиста пензенских молодежного «Яблока» и «Обороны» Владимира Волкова. История была растиражирована как реальный факт уголовного преследования, однако на деле было ничем иным, как талантливой медиа-провокацией владельца блога. Без всякого очевидного повода В. Волков опубликовал текст следственной экспертизы всех материалов, находившихся в его блоге, сделанной в рамках расследования дела о поджоге пензенского офиса «Единой России» осенью 2009 года, и заявил, что на основании этой экспертизы его вот-вот привлекут по ст. 282. И поскольку в основном ксенофобные тексты находились во «френд-ленте», то в общественном мнении и медиа-пространстве распространилась версия о «преследовании блогера за френд-ленту». Но с тех пор не было уже никакой информации об уголовном преследовании В. Волкова или его «френдов».

Истории с лозунгом «Долой самодержавие и престолонаследие» и с «преследованием за френд-ленту» наглядно демонстрируют, насколько правоприменительная практика антиэкстремистского законодательства как таковая дискредитировала себя в глазах общества, раз оно так легко верит даже самым абсурдным заявлениям.

Примечания

[1] Верховский Александр. Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства в России в 2009 году // Ксенофобия, свобода совести и антиэкстремизм в России в 2009 году. М: Центр «СОВА», 2010. С. 82-86 (http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2010/03/d18261).

[2] Полный текст документа: Конституционный суд России отказал Роману Замураеву // Центр «СОВА». 2010. 8 июня (www.sova-center.ru/racism-xenophobia/docs/2010/06/d18961/).

[3] Подробнее см.: Кожевникова Галина. Проявления радикального национализма и противодействие ему в России в первой половине 2010 года // Центр «СОВА». 2010. 14 июля (www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2010/07/d19289).

[4] Кожевникова Г. Под знаком политического террора. Радикальный национализм в России и противодействие ему в 2009 году // Ксенофобия, свобода совести и антиэкстремизм в России в 2009 году… С. 45–49 (www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2010/02/d17889); Она же. Проявления радикального национализма и противодействие ему в России в первой половине 2010 года // Центр «СОВА». 2010. 14 июля (www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2010/07/d19289); Верховский А. Указ. соч. С. 92–93 (www.sova-center.ru/misuse/publications/2010/03/d18261)

[5] Еще раз напомним, это проблема не Министерства юстиции, которое лишь копирует имеющееся у него на руках судебное решение, это проблема оформления судебных документов.

[6] Решение суда было отменено 3 сентября 2010 г. Хабаровским краевым судом. Суд второй инстанции постановил, что правомерным является ограничение доступа к конкретным страницам, указанным в иске прокуратуры. Однако такое решение суда второй инстанции, по заявлению представителя провайдера, технически невыполнимо и будет обжаловано им в Верховном суде России. См.: В Хабаровске вновь разрешили Youtube // Центр «СОВА». 2010. 13 сентября (www.sova-center.ru/misuse/news/persecution/2010/09/d19719); Мнение провайдера, выступавшего ответчиком по иску о закрытии доступа к YouTube // Там же. 2010. 14 сентября (www.sova-center.ru/misuse/discussions/2010/09/d19733).

[7] Библиотеки между антиэкстремизмом и профессионализмом // Центр «СОВА». 2010. 21 июня (www.sova-center.ru/racism-xenophobia/discussions/2010/06/d19094).

[8] Пресс-релиз // Официальный сайт Сургутского городского суда ХМАО. 2010. 30 апреля (surggor.hmao.sudrf.ru/modules.php?name=press_dep&op=4&did=2).

[9] Показательно, что официально ответчиком на процессе значится сам Рон Л. Хаббард, скончавшийся в 1986 году.

[10] Подробнее см.: Листовки МГЕР в законе? // Центр «СОВА». 2009. 2 декабря (обновлено 25 декабря) (www.sova-center.ru/racism-xenophobia/news/counteraction/2009/12/d17635).

[11] В сентябре 2010 года начался суд, в котором К. Баранов оспаривает действия прокуратуры.

[12] В конце декабря 2009 года за эту же карикатуру получила антиэкстремистское предупреждение газета «Арсеньевские вести».

Ссылки на данную статью [3]