16 июня Московская Хельсинкская группа и движение "За права человека" выступили с меморандумом, в котором призвали расформировать специальные отделы по противодействию экстремизму в системе МВД. И насколько нам известно, такую точку зрения на желательное будущее этих недавно появившихся отделов разделяет сейчас все больше людей. Это понуждает нас вступить в полемику с глубокоуважаемыми авторами меморандума.

Действительно, злоупотребления в противодействии экстремизму множатся (см. соответствующий раздел нашего сайта), и определенная их часть, хотя вряд ли бОльшая, связана именно с деятельностью отделов "Э". В том, что касается деятельности именно "милиционеров-антиэкстремистов", больше всего удручают два обстоятельства:

- "меры профилактики" в виде предостережений, достаточно произвольных задержаний, помещения в разные списки и т.д. применяются к многим гражданами и группам, явно не представляющих существенной общественной опасности (или не представляющих никакой), и отделам "Э" ими просто не следовало бы заниматься,

- в отделах "Э", несомненно, присутствуют все те нарушения, которые вообще часто присущи нашей милиции, - несоразмерно жесткое, а часто и совершенно противозаконное обращение с людьми.

Последнее - не является спецификой отделов "Э", хотя, вероятно, опыт работы в УБОПе, то есть с организованной преступностью, способствует явно излишней в данном случае брутальности методов. Контроль над действиями органов МВД, конечно, необходим. Это так же верно, как и то, что уровень использования незаконных методов не скоро еще удастся снизить до приемлемого для общества уровня. И пока эта проблема не решена применительно к МВД в целом, наивно было бы ждать, что отделы "Э" будут образцом для других.

А вот невероятно широкий "фронт работ", развернутых новым департаментом МВД и его региональными отделами, определяется вовсе не какими-то особенностями сотрудников этих отделов, а той законодательной рамкой, в которой они обязаны работать. А рамкой является определение экстремизма в соответствующем законе. Это определение таково, что даже при вполне добросовестном подходе оно задавало бы невероятно широкое поле для активности отделов "Э", хотя, конечно, всегда возможны и случаи недобросовестного или просто неквалифицированного подхода.

Поэтому единственный способ хотя бы частичного решения возникшей проблемы - не расформирование отделов, а решительное сокращение и прояснение определения экстремизма. Это само по себе исключило бы бОльшую часть случаев произвола, и не только со стороны милиции.

Масштаб неправомерного антиэкстремизма непрерывно рос все предыдущие годы, когда никаких отделов "Э" еще не было. Будет он расти и дальше, если эти отделы упразднят, а определение экстремизма не сузят. Потому что тогда ту же самую работу просто будут выполнять другие подразделения того же МВД. И выполнять они ее будут активно, поскольку активизации борьбы с экстремизмом постоянно требует политическое руководство.

Мы отнюдь не отрицаем случаев злонамеренного использования антиэкстремистского законодательства в борьбе с политической оппозицией, религиозными меньшинствами и т.д. Но следует помнить и о логике работы правоохранительных органов. Когда Президент требует усилить борьбу, например, с "ксенофобией и экстремизмом", он, вероятно, имеет ввиду расистские преступления, но правоохранительные органы исполняют его призыв и - что очень важно! - отчитываются об исполнении - в рамках закона "О противодействии экстремистской деятельности". Как бы правоохранительные органы ни были устроены (со специальными отделами или без таковых), они объективно заинтересованы в хорошей отчетности, а законодательная рамка сама подталкивает их на "путь наименьшего сопротивления": куда легче задержать каких-то "неформалов" или вычислить парня, пишущего лозунг на заборе (пусть даже расистский), чем расследовать деятельность законспирированной идеологически мотивированной банды.

Можно только радоваться, что в этих обстоятельствах некоторые отделы "Э" все-таки расследуют деятельность таких банд. Но закон все равно подталкивает их заниматься и другими делами, не столь существенными или вовсе не имеющими отношения к криминалу. Мы скорее склонны думать, что в специализированных отделах "Э" больше шансов на то, что сотрудники смогут правильно выстроить приоритеты, чем это было раньше.

Стоит прокомментировать некоторые частные, но важные, положения меморандума. Во-первых, о том, что отделы "Э" созданы в МВД, хотя подследственность экстремистских преступлений - не милицейская. Этот аргумент нам не кажется убедительным: ведь милиция ведет оперативную работу по всем преступлениям, хотя следователи могут при этом сидеть в прокуратуре или в следственном комитете.

Собственно говоря, отделы "Э" - это именно оперативные работники, а не следователи. Создать специализированное следствие в рамках нашего УПК невозможно. Да и не нужно. А вот специализированные оперативные группы очень полезны для любых не самых банальных типов преступлений. На создании специализированных групп многие из нас настаивали долгие годы. И вот это произошло. Увы, плохой закон привел к тому, что специализация оказалась слишком широкой (не говоря уж о том, что многое из того, что подразумевает определение экстремизма, вообще не должно запрещаться и тем более преследоваться особым образом).

Во-вторых, авторы меморандума, как нам кажется, путают - вслед за многими сотрудниками правоохранительных органов - определенное в законе слово "экстремистский" и бытовое словечко "экстремист". По закону человек вообще не называется "экстремистом". Суд может установить, что он совершил преступление экстремистской направленности (список соответствующих статей УК есть). Суд также может ликвидировать/запретить организацию как экстремистскую. И все. Остальные смыслы - разговорные.

"Списки экстремистов" и тому подобные вещи - разговорное обозначение для инструментов оперативной работы, которую ведут отделы "Э", а раньше просто вели другие подразделения. Отчасти эта работа описывается в законе понятием "профилактика" (вызовы на беседы и т.п.). Безусловно, давно пора привести милицейское словоупотребление в соответствие с законом. Не говоря уже о необходимости исключить незаконные методы "профилактики" (вроде снятия с поездов), и необходимости наказания конкретных милиционеров за конкретные незаконные действия. Но до тех пор, пока существует полиция, будет и оперативная работа, а вместе с ней - списки "разрабатываемых лиц" и прочие оперативные инструменты. Наверное, какая-то доля произвола при этом просто неизбежна. Но ее можно весьма существенно сократить, если резко сузить понятие экстремизма и организовать контроль за тем, чтобы правоохранительные органы (повторим, дело тут далеко не в одних отделах "Э") рамки определения не переступали даже в оперативной работе.

Наши выводы таковы:

1. Роспуск отделов "Э" был бы контрпродуктивен.

2. Необходим срочный пересмотр законодательного определения экстремизма, с тем чтобы сосредоточить его на идеологически мотивированной деятельности, связанной с применением насилия (включая, конечно, пропаганду, финансирование, организационную работу). Тогда законодательная рамка позволит правоохранительным органам сфокусироваться на главных угрозах.

3. МВД следует привлечь представителей экспертной среды и правозащитных организаций к сотрудничеству с департаментом "Э" и его региональными отделами. Это, при всех неизбежных трудностях и конфликтах, способствовало бы повышению их эффективности и снижению уровня произвола.