Доцент факультета гуманитарных наук (Школа философии) Высшей школы экономики Борис Кнорре в беседе со Светланой Солодовник рассказал о религиозной ситуации в Татарстане.
С.С. Боря, вы только что вернулись из Казани, а там как раз были торжества по поводу праздника Казанской иконы Божией матери, на которые приезжал патриарх Кирилл. Вы участвовали в крестном ходе, приуроченном к этому событию?
Б.К. Нет, в самом крестном ходе не участвовал, моя поездка вообще не была связана с прошедшими торжествами, но я очень со многими разговаривал. Что меня удивило — это был не просто приезд патриарха, это был целый комплекс мероприятий: и закладка разрушенного собора Богородицкого монастыря на месте обретения иконы, и конференции. Присутствовал весь татарстанский политический бомонд вплоть до Минтимера Шаймиева и нынешнего президента Татарстана Рустама Минниханова. Приехали ученые, мощная свита — я встретил на улице протоиерея Владимира Вигилянского, с матушкой прогуливался. В общем, серьезные силы были брошены на актуализацию событий, связанных с русской историей. При этом нужно иметь в виду, что Казанская икона Божией Матери — символ для татар неоднозначный.
Много ли народу принимало участие в крестном ходе?
Очень много, несколько тысяч, по некоторым оценкам, даже до десяти. Многие действительно хотели увидеть патриарха, что не очень просто в нынешнее время. Поэтому люди съезжались из разных городов Татарстана, приезжали целыми приходами, причем без гарантий попасть на литургию, поскольку в храм, где служил патриарх, допускали, конечно, не всех. Замечу, что и в крестном ходе патриарх не принимал участия…
Как? А у нас писали, что принимал, что возглавил…
Возглавил – это правда, а вот в сам крестный ход не пошел, наверное, таковы теперь правила безопасности, диктуемые ФСО, которые, по-моему, уже давно деформируют под себя церковные традиции. Кроме того, возглавить — не всегда значит участвовать. Его на машине обвезли вокруг крестного хода.
Сергей Нарышкин тоже принимал участие в закладке собора. Это какое-то новшество или давно уже обычное дело, чтобы спикеры Госдумы ездили по стране закладывать соборы?
Не только Нарышкин, приехали Полтавченко, Павел Астахов, не говоря о татарстанских властях. А что, разве есть какие-то сомнения в православности нашей элиты? Если Нарышкин ездит на Афон, почему бы ему не поучаствовать в закладке собора? Сейчас ведь иногда даже рекомендуется тем, кто хочет делать карьеру по линии госслужбы, объявлять себя православным.
К тому же торжествасовпали с приездом в Татарстан первоиерарха РПЦЗ митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Илариона вместе с епископом Манхэттенским Николаем, которые совершали паломничества по святым местам России. Как мне сказали священники, это паломничество имело и более глубокий смысл: сознавая себя наследниками тех, кто бежал от большевиков, они совершали такое коммомеративное путешествие по местам памяти, связанным с отступлением Белой армии на восток. Представители РПЦЗ тоже принимали участие в торжествах, еще они должны были заложить кряшенский храм в Нижнекамске, правда, этот план не реализовался.
Это случайное совпадение или так было задумано?
Думаю, не случайное. Трудно поверить, что два первоиерарха гуляют на просторах нашей необъятной родины и вдруг случайно встречаются: «Ой, привет, рад тебя видеть…». Можно было, кстати, присоединиться к этому паломничеству, заплатив 2550 долларов (не считая авиаперелета). Тур начинался в Москве.
То есть на Казань явно хотели произвести впечатление и, возможно, «подтянуть» регион, где православию приходится конкурировать с исламом и где его место в обществе, возможно, не так заметно, как в Центральной России?
Судя по всему, да. Ведь в Казани даже православной гимназии долгое время не было, теперь, правда, уже есть, открылась в последний год правления митрополита Анастасия (Меткина). Подтягивание идет достаточно осторожно, например, вопрос о преподавании в школах «Основ православной культуры» так и не был вынесен в этот раз на публичное обсуждение. Но новый митрополит Казанский и Татарстанский Феофан (Ашурков), по крайней мере, в первые месяцы после своего назначения, явно хотел показать, что готов работать на усиление русского сознания. Это идет разными путями: например, создано отделение «Русского общества», которое возглавляет Анатолий Степанов с «Русской народной линии», организовано Собрание русской молодежи. Есть даже конспирологическая версия, в которую я, правда, не верю, что чуть ли не сам Татарстан для успокоения федералов и вообще общественно-политического мнения инициировал и финансировал приезд патриарха, чтобы показать, какой межконфессиональный мир и согласие царят в республике.
Не будем углубляться в конспирологию, но патриарх Кирилл многажды подчеркнул в своих речах, что Татарстан может служить примером для других регионов и вообще для всего мира.
Да-да, и его приезд вполне укладывается в административную логику. Митрополит Анастасий был снят ровно год назад, после скандала с гомосексуализмом и педофилией в Казанской семинарии, вероятно, церковное начальство понимало, что необходимо изменение епархиальной политики, так что естественно приехать и посмотреть, какие за этот год произошли изменения.
Так как вам показалось — действительно все благостно или под этой благостностью бурлят страсти?
На поверхностный взгляд действительно благостно: мулла утверждает, что играет в футбол с епископом и пр. Но в некоторых районах, например, в Чистопольском и Нурлатском, несколько лет назад была борьба против наиболее радикальных ваххабитов и исламистов, там даже были зачистки, которые проводил федеральный спецназ, лидеры были ликвидированы. В частности, были подозрения, что это они поджигали кряшенские храмы — ведь радикальные мусульмане кряшен обвиняют в предательстве ислама. После убийства Валиуллы Якупова в 2012 году — пытались убить и главного муфтия Татарстана Ильдуса Фаизова, — под давлением федеральной власти заменили ряд мулл и мусульманских лидеров. То есть, с одной стороны, с радикальными группами разобрались, с другой стороны, это все достаточно поверхностно. Не исключено, что симпатизирующие ваххабизму ушли в подполье и там все равно продолжатся бурление. Кроме того, новые муллы в отличие от старых, которые пользовались авторитетом у молодежи, уже таковым не пользуются, в результате радикальную молодежь стало труднее контролировать. Более того, молодые муллы иногда сами попадают под влияние радикальной молодежи. Поэтому напряжение чувствуется, особенно на востоке Татарстана. Епархиальная политика такова, что священникам не благословляется входить в контакт с мусульманами, чтобы не снабжать их дополнительной информаций, а может, и просто в силу епископской монополии на общественно-политическую жизнь. Поэтому контактировать с мусульманами могут только епископы. Был случай со священником из Алькеевского района, Андреем Зиньковым, который пытался взаимодействовать с мусульманами: они сначала обещали ему помочь восстанавливать храм, а потом стали давить на него, чтобы он переходил в ислам. Дошло до серьезного конфликта, в конце концов ему стали угрожать, что его дом подожгут, и даже пытались это сделать,бросив бутылку зажигательной смеси в окно. Вероятно, этот случай поспособствовал тому, что епархиальное начальство запретило священникам вести межконфессиональные переговоры.
А что в результате стало с этим священником?
Его вроде оставили в покое, но эта история прогремела на весь Татарстан.
Мусульмане, как вы сказали, пытаются вести борьбу с кряшенами, а татарстанская власть как к ним относится, не давит?
Это не столько борьба, сколько, с одной стороны, попытки привести кряшен в лоно ислама, а с другой — заставить их считать себя этнической подгруппой внутри татарского этноса. Достаточно сказать, что во время переписей 2002 и 2010 годов их заставляли записываться татарами, говоря, что у нас нет такой национальности — кряшены. Это наследие сталинской политики, когда упоминание о кряшенах как об отдельном народе было строжайшим табу. Кряшенский отдел в наркомнаце был ликвидирован в 30-е годы в рамках сталинской политики укрупнения национальностей, в результате которой о некоторых этносах вообще было запрещено говорить. И сейчас татары заинтересованы в том, чтобы записать как можно больше из 250 тысяч кряшен татарами, чтобы увеличить свою численность, — татар в республике всего 53%. Поэтому давление идет ощутимое, настолько, что некоторые кряшены в знак протеста стали записывать себя русскими.
Существует два подхода к определению кряшен, в том числе татароцентричный, который предписывает считать кряшен крещеными татарами. Эта позиция представлена учеными Академии наук Республики Татарстан. Но за пределами Татарстана многие ученые сегодня оспаривают этот тезис, отмечая, что кряшены представляют собой отдельный этнос, сформировавшийся еще до принятия ислама татарами. Сами кряшены, насколько я убедился, взяв множество интервью и в этом году, и в прошлом, в большинстве своем считают себя отдельным этносом, который существовал еще до исламизации. Особенно резко против того, чтобы их считали татарами, выступают кряшенские священники. Тема выплыла на поверхность после поджогов кряшенских церквей в 2013 году и стала портить репутацию Татарстана. Пошли разговоры, появились публикации, что кряшены испытывают беспрецедентное давление со всех сторон: и со стороны мусульман, которые упрекают их в предательстве ислама, и со стороны светской власти, которая борется с их попытками отстоять себя как самостоятельный этнос. Православная церковь тоже включилась в эти споры, и даже появилась идея воссоздать отдельную кряшенскую епархию, которую в свое время возглавлял епископ Андрей Ухтомский. Но митрополит Феофан пока не поддержал эту идею.
Кряшены кучно живут?
По-разному. Вообще кряшенских сел очень много, чуть меньше 200, они есть более чем в половине районов Татарстана. Так вот, после поджогов церквей отношение местных властей к кряшенам стало немного меняться. Минниханов сейчас даже посещает кряшенский праздник Питрау (день Петра и Павла), власти за свой счет восстановили сожженные кряшенские храмы. Кроме того, ставится вопрос о том, чтобы в семинарии изучали кряшенский язык и велась подготовка кряшенских священников — и Феофан, хотя и с некоторой неохотой, дал добро, поскольку процесс нужно запускать. С другой стороны, он придерживает кряшенских священников, отстаивающих «отдельность» кряшен, не так давно не пустил двух священников-кряшеноведов на конференцию, где обсуждался кряшенский вопрос, возможно, конечно, из желания сохранить стабильность и не портить отношений с татарстанскими властями.
Феофан вообще пользуется популярностью у церковного народа, после Анастасия-то?
После скандала в Казанской семинарии зимой 2013-2014 года и смены ее руководства федеральные власти понимали, что нужно улучшать репутацию православной церкви в Татарстане, ведь скандал с Казанской семинарией под конец правления митрополита Анастасия получил широкую огласку. И в семинарии ситуация сейчас, как я понимаю, спокойная. Однако теперь уже многие священники вспоминают Анастасия с придыханием и тоской, дескать, при нем было лучше. Он так не давил, как Феофан. Был совершенно доступен: любой священник из любого благочиния и района мог приехать к нему без записи на прием — и попасть.
А теперь?
Ни к Феофану, ни к Пармену Чистопольскому, ни к Мефодию в Альметьевске так не попадешь — теперь требуется не просто запись, а чтобы благочинный подписал прошение о приеме и сам его отвез епископу. Страшная бюрократизация и централизация — все только через архиерея, в том числе отношения со спонсорами.
Такие порядки сейчас практически повсюду…
Честно говоря, я даже не слышал в других епархиях, чтобы так жестко было. В Вятской митрополии, например, подняли цены на все требы, то есть там другая тактика.
В Архангельске местный митрополит значится настоятелем почти всех крупных храмов города, номинально там есть настоятели, но они числятся и.о. и фактически не могут ни за что отвечать, поскольку не имеют ни доступа к финансам, ни права принимать решения.
Вот как… В одной епархии мне рассказывали случай, правда, про другую епархию, поскольку про себя все рассказывать боятся, что некоторые епископы собирают деньги даже с бедных сельских приходов, а не только с городских, требуют от 5 до 10 тысяч в месяц, и сама сумма чуть ли не каждый квартал увеличивается. Один священник даже был вынужден взять кредит, чтобы отчитаться по сборам на епархиальные нужды. То есть ситуация такая: те, кто были богатые, перешли в разряд небогатых. А небогатые перешли в разряд откровенно бедных.
Но, пожалуй, бюрократизация и формализм действуют наиболее удручающе. Есть священники, и их, похоже немало, которые уже не против уйти в запрет, и соответственно подбирают для себя какую-нибудь светскую профессию, которая даст им возможность прокормить себя и семью.
