Решение сформулировать свою критическую позицию по отношению к нынешнему состоянию Русской православной церкви я принял четыре года назад. Я убежден: важно исследовать происходящие в Церкви процессы, и делать это не только с точки зрения светского религиоведения, а именно изнутри. К сожалению, в церкви практически полностью отсутствует серьезная аналитика. Мне важно было не просто высказать свою позицию, а предложить модель, которая бы описывала современное состояние православной церкви в России. Некоторое время я находился в поисках этой модели, и к 2013 году я определился: больше всего здесь подходит модель постсоветской гражданской религии.
Термин «гражданская религия» сегодня отсылает прежде всего к американскому опыту, но современная постсоветская российская модель принципиально отличается от американской. Последнее время по мере сил я прорабатываю эту модель: в 2013 году издал эссе «Церковь в постсоветской России», в 2014 – выступил с лекций в Гейдельбергском университете, в 2015 – опубликовал статью «Церковь империи» в журнале The First Things. Сам термин «постсоветская гражданская религия» тоже принадлежит мне, и, насколько мне известно, кроме меня всерьез над этой темой никто не работает, хотя у разных исследователей – и религиоведов, и социологов, и социальных психологов есть очень полезные для развития моей темы разработки.
Я надеюсь запустить процесс научного обсуждения этой темы. В ноябре на кафедре публичной политики Высшей школы экономики мы провели серию семинаров и это было очень плодотворно.
Некоторые видят в моем увольнении признак раскола церковных элит. Но это очень оптимистичный взгляд. Я не случайно в своем докладе в Центре Карнеги говорил о том, что Русская церковь переживает период «нового молчания». Это молчание не позволяет с уверенностью вычленять какие-то группировки в епископате. Конечно, это вовсе не значит, что их нет — но нет ничего публично выраженного или сформулированного. Не звучит никакая позиция, отличная от позиции патриарха. Все те голоса иерархов, которые слышны, либо добавляют какие-то детали и вносят микроскопические прояснения в позицию патриарха, либо — и это чаще всего — являются простым и не очень удачным повтором. На мой взгляд, это особенность нашего времени. Всегда кажется, что должны присутствовать различные позиции, должны быть дискуссии по тому или иному поводу, сегодня эти дискуссии в лучшем случае имитация соборности. Поэтому говорить о расколе элит вряд ли возможно — где доказательства?
Более того, я не вижу сегодня серьезно проработанных позиций не только у элиты, но и среди, например, так называемых консерваторов. Многие из них перебирают давно затертые штампы, а есть и просто шуты, в том числе и в рясах.
Сегодня я не вижу существенных предпосылок для того, чтобы начались какие-то изменения. Буду рад, если мое увольнение станет поворотной точкой, но реальный поворот произойдет не скоро. Хотя репрессии и перемены зачастую связаны между собой: если котелок кипит, а ты все плотнее и плотнее прижимаешь крышку, то рванет все равно, пусть чуть позже — но зато сильнее.
