28 июня 2010 г. в Астане началась встреча НПО, предваряющая Конференцию
ОБСЕ на высоком уровне по толерантности и недискриминации.
На первой секции встречи, посвященной преступлениям на почве ненависти, в качестве одного из двух докладчиков выступил А. Верховский. Предлагаем текст этого выступления:
Уважаемая председатель, коллеги,
Я благодарен БДИПЧ за предоставленную возможность выступить на этой встрече неправительственных организаций.
И это выступление я хотел бы выстроить как ряд предложений и соображений, адресованных именно собравшимся здесь заинтересованным НПО.
Мои рассуждения основаны преимущественно на опыте России (а о ситуации с преступлениями на почве ненависти в регионе ОБСЕ мы ежегодно читаем в докладе БДИПЧ). Географическая ограниченность компенсируется, к сожалению, ужасным размахом этих преступлений в моей стране, так как масштаб дает большое разнообразие материала.
Вот лишь несколько цифр из статистики нашего центра, дающих представление о масштабе. В 2008 году было убито 114 человек и серьезно пострадало около 500, в 2009 году, соответственно, 80 и около 400, с начал этого года – 19 и около 150. Этот спад мы фиксируем впервые за все последние годы. Причина спада очевидна из других цифр: в 2008 году за такие преступления было вынесено 35 приговоров, в 2009 – 48, с начала этого года – уже 38. (Более полные данные вы можете найти в наших докладах.) Мы можем надеяться, что наметившийся положительный тренд сохранится.
Одной из основных наших задач я считаю формирование верного концептуального подхода к преступлениям на почве ненависти. Может быть, эта задача, какой бы отвлеченной она ни казалась, является критически важной для противодействия этим преступлениям. Сперва я бы выделил два распространенных, но контрпродуктивных подхода.
Преступления на почве ненависти часто понимаются исключительно как часть политической, идеологической борьбы, пусть речь идет о маргинальных политических силах. Такое понимание свойственно России (особенно это было так в 90-е годы, я и сам так думал), оно свойственно Германии, другим странам. Такой подход ценен во многих отношениях, но он не позволяет формировать эффективные правовые механизмы против преступлений на почве ненависти – и с этой проблемой указанные страны сталкиваются. К тому же, немалая часть этих преступлений происходит вне идеологического контекста.
Преступления на почве ненависти также часто понимаются как элемент межэтнических или межрелигиозных отношений. И конечно, есть ситуации, в которых такое понимание вполне адекватно – это ситуации активных конфликтов, таких, какими были конфликт в Северной Ирландии или осетино-ингушский конфликт на Кавказе. Таким ситуациям оформившегося конфликта соответствуют скорее не правовые формы урегулирования, а миротворчество разного рода, межобщинные переговоры и т.д. Но подавляющее большинство преступлений на почве ненависти происходит совсем не в такой ситуации. Либо это очень локальный конфликт (на уровне села, например), либо, что гораздо чаще, организованного конфликта вовсе нет, а есть просто нападение одних людей на других. Ни нападающие, ни жертвы не представляют в этой ситуации какую-то общину. Тут миротворчество неуместно, так как нет организованных противостоящих друг другу общин, а уместно последовательное применение уголовного закона.
Многие правозащитники, и я в том числе, убеждены, что преступления на почве ненависти должны в первую очередь пониматься как покушение на такую фундаментальную ценность как равноправие людей (и граждан, и неграждан). Поэтому противодействие таким преступлениям должно рассматриваться в русле антидискриминационных стратегий. А в тех странах, где таких стратегий пока нет, их, безусловно, следует создавать.
Во многих странах ОБСЕ широко распространены предрассудки по отношению к тем или иным этническим и религиозным меньшинствам. Эти же меньшинства, естественно, оказываются и самими частыми объектами преступлений на почве ненависти. Общественные активисты, озабоченные проблемой, не должны выглядеть в глазах большинства как защитники именно этих меньшинств. Защищая жертв, мы делаем очень нужное дело и апеллируем к гуманности других, но если мы при этом настаиваем на том, что мы защищаем в первую очередь универсальную ценность равноправия, мы апеллируем ко всем тем, кому понятна ее важность, а таковых большинство даже в наименее свободных странах. Подход к преступлениям на почве ненависти, основанный на защите равноправия, позволяет четко формулировать и законодательство в этой сфере.
Тема законодательства обсуждается в созданной БДИПЧ книге «Законодательство против преступлений на почве ненависти. Практическое руководство». Это Руководство не содержит прямых инструкций, как надо писать законы, но оно содержит много точных замечаний по различных спорным вопросам в этой сфере. Поэтому эти рекомендации нам, представителям гражданского общества, стоит продвигать – не только непосредственно законодателям, но и в обществе в целом. А сперва, конечно, изучить и самим. Я не утверждаю, что в Руководстве содержится истина в последней инстанции, но они – очень ценный импульс к размышлениям и дискуссии.
Здесь я хотел бы обсудить только один момент. В частности, Руководство исходит из важного тезиса о том, что законодательство о преступлениях на почве ненависти защищает не какие бы то ни было конкретные группы и не может давать список всех защищаемых групп, оно защищает всех людей одинаково. Зато законодательство может определять те разновидности предрассудков, которыми мотивированы преступления на почве ненависти, – например, расовые, этнические и так далее. В Руководстве обсуждается важная тема, каким может быть список таких разновидностей предрассудков в законодательстве. Я лично думаю, что этот список должен быть, во-первых, не слишком длинным, чтобы сам предмет специального законодательства о преступлениях на почве ненависти не размывался. Во-вторых, общество должно в достаточной степени признавать предрассудок как крайне предосудительный (даже если многие его де-факто разделяют), чтобы такой предрассудок в качестве мотива преступления мог служить отягчающим обстоятельством при оценке преступления. Сейчас во всех обществах стран ОБСЕ есть согласие в том, что, например, религиозные предрассудки являются предосудительными, хотя они и остаются широко распространенными. Увы, ситуация до сих пор не такова с предрассудками в адрес сексуальных меньшинств, поэтому не во всех странах ОБСЕ возможно уже сейчас внести этот предрассудок в законодательство о преступлениях на почве ненависти. Но к этому следует стремиться. И заниматься этим должны именно активисты гражданского общества.
В ряде стран вводятся чрезмерно широкие категории вражды как основание для обвинения в преступлении на почве ненависти. Например, - вражды по отношению к социальной группе. Но последний термин не имеет общепонятного значения и поэтому не может фигурировать в уголовном законе без внятного определения. Он также легко может использоваться для преследований оппонентов национальных или даже местных властей. На это часто возражают – надо же адекватно наказывать, например, тех неонацистов, которые избивают и убивают антифашистов, правозащитников и т.д. В ряде стран, включая мою страну, это – серьезная проблема. Удобно, вроде бы, обвинить убийц во вражде к социальной группе «антифашисты». Но ведь тогда придется признать, что и социальная группа «фашисты» должны находиться под защитой закона в симметричной ситуации. И это не шутка: правоприменительная практика в России уже почти до этого дошла, и мне трудно в этом винить правоохранительные органы, винить следует законодателя, который пользуется неразумно широкими и невнятными понятиями при создании новых законов. Я думаю, антифашистам или правозащитникам не нужна такого рода защита.
Для защиты тех, кто пострадал за свою антирасистскую позицию, правильнее идти тем путем, который предложен в упомянутом выше Руководстве. В ряде стран уже есть законы, позволяющие понимать расистский мотив по ассоциации. Остается только принять и адаптировать в своих странах эту практику. Поясню, что имеется ввиду. Если кого-то избили, потому что он левый, а не ультраправый, или наоборот, это политическая вражда, и ее не следует отражать как мотив в законодательстве о преступлениях на почве ненависти. Если кого-то избили потому, что он был против расизма, то это было сделано по мотиву тех же расистских предрассудков, и это - преступление на почве ненависти.
Конечно, помимо общественной кампании за внедрение адекватных и эффективных подходов к рассматриваемой нами проблеме, НПО должны заниматься и занимаются, как минимум, еще тремя вещами.
Первая – сбор данных. Об этом говорил уже Пол Лежандр. Несомненно, результаты такого мониторинга всегда будут несколько расходиться с официальными данными. Но верно и то, что власти и НПО заинтересованы в сверке результатов мониторинга. И это вполне возможно. Насколько я знаю, сотрудничество в этой сфере активно идет в США и в Великобритании. Но оно начинается сейчас и в России, при всей известной напряженности в отношениях между властями и НПО. Нашему центру, например, удалось наладить конструктивное сотрудничество с Департаментом МВД по противодействию экстремизму.
Вторая сфера деятельности – помощь жертвам. Юридическая, финансовая, медицинская, психологическая. К сожалению, опыт такой работы в России очень и очень мал, и я не тот человек, который вправе выступать с рекомендациями в этой сфере.
И третья сфера деятельности – образовательная, ориентированная на сотрудников правоохранительных органов, на чиновников разного рода, на журналистов и т.д. Здесь во многих странах накоплен уже большой опыт. Но, несомненно, сделать предстоит больше, чем сделано.
Я считаю, что мы и сами должны всем этим по мере сил заниматься, и рекомендовать всем государствам-членам ОБСЕ активнее сотрудничать с НПО по всем трем направлениям.
На первой секции встречи, посвященной преступлениям на почве ненависти, в качестве одного из двух докладчиков выступил А. Верховский. Предлагаем текст этого выступления:
Уважаемая председатель, коллеги,
Я благодарен БДИПЧ за предоставленную возможность выступить на этой встрече неправительственных организаций.
И это выступление я хотел бы выстроить как ряд предложений и соображений, адресованных именно собравшимся здесь заинтересованным НПО.
Мои рассуждения основаны преимущественно на опыте России (а о ситуации с преступлениями на почве ненависти в регионе ОБСЕ мы ежегодно читаем в докладе БДИПЧ). Географическая ограниченность компенсируется, к сожалению, ужасным размахом этих преступлений в моей стране, так как масштаб дает большое разнообразие материала.
Вот лишь несколько цифр из статистики нашего центра, дающих представление о масштабе. В 2008 году было убито 114 человек и серьезно пострадало около 500, в 2009 году, соответственно, 80 и около 400, с начал этого года – 19 и около 150. Этот спад мы фиксируем впервые за все последние годы. Причина спада очевидна из других цифр: в 2008 году за такие преступления было вынесено 35 приговоров, в 2009 – 48, с начала этого года – уже 38. (Более полные данные вы можете найти в наших докладах.) Мы можем надеяться, что наметившийся положительный тренд сохранится.
Одной из основных наших задач я считаю формирование верного концептуального подхода к преступлениям на почве ненависти. Может быть, эта задача, какой бы отвлеченной она ни казалась, является критически важной для противодействия этим преступлениям. Сперва я бы выделил два распространенных, но контрпродуктивных подхода.
Преступления на почве ненависти часто понимаются исключительно как часть политической, идеологической борьбы, пусть речь идет о маргинальных политических силах. Такое понимание свойственно России (особенно это было так в 90-е годы, я и сам так думал), оно свойственно Германии, другим странам. Такой подход ценен во многих отношениях, но он не позволяет формировать эффективные правовые механизмы против преступлений на почве ненависти – и с этой проблемой указанные страны сталкиваются. К тому же, немалая часть этих преступлений происходит вне идеологического контекста.
Преступления на почве ненависти также часто понимаются как элемент межэтнических или межрелигиозных отношений. И конечно, есть ситуации, в которых такое понимание вполне адекватно – это ситуации активных конфликтов, таких, какими были конфликт в Северной Ирландии или осетино-ингушский конфликт на Кавказе. Таким ситуациям оформившегося конфликта соответствуют скорее не правовые формы урегулирования, а миротворчество разного рода, межобщинные переговоры и т.д. Но подавляющее большинство преступлений на почве ненависти происходит совсем не в такой ситуации. Либо это очень локальный конфликт (на уровне села, например), либо, что гораздо чаще, организованного конфликта вовсе нет, а есть просто нападение одних людей на других. Ни нападающие, ни жертвы не представляют в этой ситуации какую-то общину. Тут миротворчество неуместно, так как нет организованных противостоящих друг другу общин, а уместно последовательное применение уголовного закона.
Многие правозащитники, и я в том числе, убеждены, что преступления на почве ненависти должны в первую очередь пониматься как покушение на такую фундаментальную ценность как равноправие людей (и граждан, и неграждан). Поэтому противодействие таким преступлениям должно рассматриваться в русле антидискриминационных стратегий. А в тех странах, где таких стратегий пока нет, их, безусловно, следует создавать.
Во многих странах ОБСЕ широко распространены предрассудки по отношению к тем или иным этническим и религиозным меньшинствам. Эти же меньшинства, естественно, оказываются и самими частыми объектами преступлений на почве ненависти. Общественные активисты, озабоченные проблемой, не должны выглядеть в глазах большинства как защитники именно этих меньшинств. Защищая жертв, мы делаем очень нужное дело и апеллируем к гуманности других, но если мы при этом настаиваем на том, что мы защищаем в первую очередь универсальную ценность равноправия, мы апеллируем ко всем тем, кому понятна ее важность, а таковых большинство даже в наименее свободных странах. Подход к преступлениям на почве ненависти, основанный на защите равноправия, позволяет четко формулировать и законодательство в этой сфере.
Тема законодательства обсуждается в созданной БДИПЧ книге «Законодательство против преступлений на почве ненависти. Практическое руководство». Это Руководство не содержит прямых инструкций, как надо писать законы, но оно содержит много точных замечаний по различных спорным вопросам в этой сфере. Поэтому эти рекомендации нам, представителям гражданского общества, стоит продвигать – не только непосредственно законодателям, но и в обществе в целом. А сперва, конечно, изучить и самим. Я не утверждаю, что в Руководстве содержится истина в последней инстанции, но они – очень ценный импульс к размышлениям и дискуссии.
Здесь я хотел бы обсудить только один момент. В частности, Руководство исходит из важного тезиса о том, что законодательство о преступлениях на почве ненависти защищает не какие бы то ни было конкретные группы и не может давать список всех защищаемых групп, оно защищает всех людей одинаково. Зато законодательство может определять те разновидности предрассудков, которыми мотивированы преступления на почве ненависти, – например, расовые, этнические и так далее. В Руководстве обсуждается важная тема, каким может быть список таких разновидностей предрассудков в законодательстве. Я лично думаю, что этот список должен быть, во-первых, не слишком длинным, чтобы сам предмет специального законодательства о преступлениях на почве ненависти не размывался. Во-вторых, общество должно в достаточной степени признавать предрассудок как крайне предосудительный (даже если многие его де-факто разделяют), чтобы такой предрассудок в качестве мотива преступления мог служить отягчающим обстоятельством при оценке преступления. Сейчас во всех обществах стран ОБСЕ есть согласие в том, что, например, религиозные предрассудки являются предосудительными, хотя они и остаются широко распространенными. Увы, ситуация до сих пор не такова с предрассудками в адрес сексуальных меньшинств, поэтому не во всех странах ОБСЕ возможно уже сейчас внести этот предрассудок в законодательство о преступлениях на почве ненависти. Но к этому следует стремиться. И заниматься этим должны именно активисты гражданского общества.
В ряде стран вводятся чрезмерно широкие категории вражды как основание для обвинения в преступлении на почве ненависти. Например, - вражды по отношению к социальной группе. Но последний термин не имеет общепонятного значения и поэтому не может фигурировать в уголовном законе без внятного определения. Он также легко может использоваться для преследований оппонентов национальных или даже местных властей. На это часто возражают – надо же адекватно наказывать, например, тех неонацистов, которые избивают и убивают антифашистов, правозащитников и т.д. В ряде стран, включая мою страну, это – серьезная проблема. Удобно, вроде бы, обвинить убийц во вражде к социальной группе «антифашисты». Но ведь тогда придется признать, что и социальная группа «фашисты» должны находиться под защитой закона в симметричной ситуации. И это не шутка: правоприменительная практика в России уже почти до этого дошла, и мне трудно в этом винить правоохранительные органы, винить следует законодателя, который пользуется неразумно широкими и невнятными понятиями при создании новых законов. Я думаю, антифашистам или правозащитникам не нужна такого рода защита.
Для защиты тех, кто пострадал за свою антирасистскую позицию, правильнее идти тем путем, который предложен в упомянутом выше Руководстве. В ряде стран уже есть законы, позволяющие понимать расистский мотив по ассоциации. Остается только принять и адаптировать в своих странах эту практику. Поясню, что имеется ввиду. Если кого-то избили, потому что он левый, а не ультраправый, или наоборот, это политическая вражда, и ее не следует отражать как мотив в законодательстве о преступлениях на почве ненависти. Если кого-то избили потому, что он был против расизма, то это было сделано по мотиву тех же расистских предрассудков, и это - преступление на почве ненависти.
Конечно, помимо общественной кампании за внедрение адекватных и эффективных подходов к рассматриваемой нами проблеме, НПО должны заниматься и занимаются, как минимум, еще тремя вещами.
Первая – сбор данных. Об этом говорил уже Пол Лежандр. Несомненно, результаты такого мониторинга всегда будут несколько расходиться с официальными данными. Но верно и то, что власти и НПО заинтересованы в сверке результатов мониторинга. И это вполне возможно. Насколько я знаю, сотрудничество в этой сфере активно идет в США и в Великобритании. Но оно начинается сейчас и в России, при всей известной напряженности в отношениях между властями и НПО. Нашему центру, например, удалось наладить конструктивное сотрудничество с Департаментом МВД по противодействию экстремизму.
Вторая сфера деятельности – помощь жертвам. Юридическая, финансовая, медицинская, психологическая. К сожалению, опыт такой работы в России очень и очень мал, и я не тот человек, который вправе выступать с рекомендациями в этой сфере.
И третья сфера деятельности – образовательная, ориентированная на сотрудников правоохранительных органов, на чиновников разного рода, на журналистов и т.д. Здесь во многих странах накоплен уже большой опыт. Но, несомненно, сделать предстоит больше, чем сделано.
Я считаю, что мы и сами должны всем этим по мере сил заниматься, и рекомендовать всем государствам-членам ОБСЕ активнее сотрудничать с НПО по всем трем направлениям.
