Усиление противодействия экстремизму - удастся ли сделать его разумным?

Президент Путин, выступая на коллегии МВД 21 марта, сказал, что «недооценивать экстремистские выходки от кого бы то ни было недопустимо», поскольку ситуация в этой сфере ухудшается, судя по статистике возбужденных дел по преступлениям экстремистской направленности (их каждый может посмотреть на сайте http://crimestat.ru). Министр Колокольцев, разумеется, Президента поддержал. Теперь осталось понять, какие будут последствия.

Я предлагаю исходить из того, что любые усилия любого ведомства по «усилению борьбы» могут приносить как общественную пользу, так и общественный вред. Каждый, я думаю, может привести соответствующие примеры. Что касается антиэкстремистской политики последних десяти лет, то она, несомненно, приносила и значительную пользу в виде снижения количества расистских нападений на улицах между 2008 и 2012 годами, и значительный вред в виде неоправданных и зачастую противоречащих даже букве закона преследований за политические, религиозные и иные высказывания. Желающих найти подтверждение моих слов приглашаю посетить соответствующие разделы сайта Центра «Сова» и почитать там доклады и ежедневные новости.

Я согласен с Президентом, что ситуация ухудшается: по данным Центра «Сова» в 2013 году явно прекратился спад расистского насилия, оно скорее даже выросло по сравнению с прошлым годом. Вопрос в том, почему это произошло, и как это соотносится с растущим из года в год количеством дел, возбуждаемым по «преступлениям экстремистской направленности».

Здесь необходимо пояснить, что последняя категория включает довольно много разных преступлений, из них четыре основные группы – расистские уличные нападения, пропаганда расовой, религиозной и прочей ненависти, вандализм по мотивам такой же ненависти и участие в организациях, запрещенных ранее как экстремистские (в т.ч. террористические), остальное – мелочи. И, насколько мне известно, работа правоохранительных органов в противодействии экстремизму оценивается по всем «преступлениям экстремистской направленности» в целом. Так вот, если рассмотреть известные мне данные за 2010-2013 года, число осужденных за вандализм в среднем снижалось, за участие в запрещенных организациях – скорее тоже снижалось, но главное: за уличное насилие по мотиву ненависти число осужденных снижалось стремительно - с 344 до 72, а вот за пропаганду ненависти росло – со 103 до 161. Допускаю, что мне известны не все приговоры, но в очерченной тенденции можно не сомневаться. И причина мне кажется довольно очевидной: раньше нормальный следователь предпочитал расследовать привычную ему поножовщину, а не какие-то там книжки, листовки и видеоролики, но с тех пор технология расследования пропагандистских преступлений была отлажена и выяснилось, что их находить и доводить до суда гораздо проще, чем, например, уличные атаки наших неонаци.

Итак, в 2013 году мы дошли до того, что на фоне снова начавшего расти уличного расистского насилия за пропаганду было осуждено в два с лишним раза больше людей, чем за такое насилие. Не стану спорить, что пропаганда ненависти тесно связана с самим насилием, но все же диспропорция бросается в глаза. К тому же, некоторые приговоры за пропаганду вынесены неправомерно, и, что даже важнее, большинство тех, что вынесены в соответствии с буквой закона, вынесены за малозначительные выступления в интернете (обычно – расистские), не представляющие действительно серьезной угрозы и мало отличающиеся от тысяч подобных, но не наказанных. Такое правоприменение полностью размывает представление о том, что, собственно, можно, а что нельзя. И оно не помогает уменьшить ни общий уровень расистского и иного идейно мотивированного насилия, ни уровень соответствующей ему пропаганды.

Все правильно говорит Президент: надо «решительно бороться с любыми проявлениями ксенофобии, национализма, религиозной вражды, заниматься профилактикой экстремизма в молодёжной среде», надо «пресекать пропаганду ненависти и радикализма, в том числе в интернете». Замечу, в этих перечнях нет политического или религиозного инакомыслия, и нашим правоохранительным органами стоило бы обратить внимание на их отсутствие в речи Президента.
Но все же здесь есть два важных «но».

Первое – надо научиться отделять выражение нежелательных или морально неприемлемых мнений от общественно опасного публичного подстрекательства. И второе – неверно думать, что со всеми этими нежелательными и, да, нередко опасными «проявлениями» может справиться полиция и, шире, правоохранительные органы: слишком широко у нас распространилась ксенофобия, и для эффективного противодействия ей надо свои усилия как-то фокусировать, а не «наступать широким фронтом».

Мне представляется, что пора уже предпринять самые решительные меры – и в сфере законодательства, и в сфере правоприменения, - чтобы сфокусировать усилия правоохранительных органов на самых общественно опасных формах ксенофобии. И назвать их нетрудно – это применение насилия по идейным мотивам, в первую очередь – расистским, это пропаганда такого насилия, это создание группировок с целью такого насилия. И было бы неплохо, если бы сил полиции хватило на эти приоритетные цели.

В противном случае всякое «усиление борьбы» не приведет ни к какому положительному результату, но зато будет порождать все больше побочных негативных последствий. Так уж устроены бюрократические системы – без правильного и четкого целеполагания они начинают работать сами на себя и перестают приносить общественную пользу.
Ссылки на данную статью [1]