13 июня 2004 г. тема очередного выпуска программы "Что делать?" была сформулирована как "Консерватизм - будущее России". В программе приняли участие представитель ОВЦС Всеволод Чаплин, научный редактор журнала "Эксперт" Александр Привалов, ректор Литературного института им. Горького Сергей Есин, философы Борис Капустин и Леонид Поляков.

Впрочем, дискуссия свелась к определению консерватизма ("Что консервируем?"). Мы оставим в стороне несколько сомнительное, на наш взгляд, мнение Сергея Есина, что в первую очередь необходимо сохранить идею титульной нации, потому что пока она сильна, всем остальным в этой стране тоже будет комфортно (ср. с заявлениями Н.Харитонова, партии "Русь" и др. политиков во время выборов).

По мнению Александра Привалова, неотъемлемыми чертами западноевропейского консерватора являются, во-первых, религиозность, а во-вторых, дорассудочное (А.Привалов специально подчеркнул это), рефлекторное уважение частной собственности, причем мелкой, а не крупной. А уважение к закону является производной от этих черт.

Борис Капустин считает, что необходимо различать консерватизм и традиционализм. Последний, по его мнению, является не ответвлением консерватизма, а отдельным - причем негативным - явлением. Новый консерватизм, по мнению Б.Капустина - "практика и идея, ориентированные на стабилизацию настоящего", и на отказ от утопического экспериментаторства.

К этой точке зрения присоединился Леонид Поляков, который считает, что консерватизм - уникальное, присущее исключительно западному миру явление, "механизм адаптации инноваций", т.е. способность западного общества извлечь из любого - даже самого разрушительного - события не негативный, а позитивный опыт и затем использовать его также в позитивном ключе. Между тем российский опыт освоения западных идей сводится к петровской практике подражания, а не глубинного восприятия.

Кроме того, и Б.Капустин, и Л.Поляков считают, что "консервация" исторического опыта России ни к чему хорошему привести не может (стоит ли "консервировать" опыт, в результате которого в 1917 г. государство исчезло в течение трех дней?), а стремление к этому традиционалистов основано на идеализации российской, да и советской, истории.

Все участники дискуссии согласились с тем, что в современном российском обществе существует большой запрос на "консервативный проект", однако нет внятности в его формировании. С одной стороны, потому, что российский консервативный проект формируется как ответ на "вызовы" современной политической жизни. Между тем и либеральные и социалистические идеи, эти "вызовы" консерватизму бросающие, настолько гротескны и неадекватны реальности, что и ответ на эти вызовы получается гротескным и неадекватным.

С другой стороны, из-за того, что многими консерватизм воспринимается именно как традиционализм, существует огромная опасность не реализации "консервативного проекта" в западноевропейском его понимании, а реставрации наиболее гибельной для России модели - "Добрый царь - злые бояре - страдающий народ", - которая уже приводила к катастрофическим последствиям.

Все участники дискуссии согласились с мнением, что ответственность за формирование этого проекта лежит на элите российского общества (причем из разговора было понятно, что единства в определении "элиты" среди участников круглого стола нет).

P.S. Несколько выделялась позиция Всеволода Чаплина, который исходил из традиционного для России, в отличие от Запада, идеала единства Церкви и власти и мессианского сознания русского народа.

Что делать? // Культура. 2004. 13 июня.